Лирика Н. Рубцова
Лирика Н. Рубцова, поначалу казавшаяся многим оторванной от бурного
течения современности, явилась острым и прямым откликом на явления научно-
технической революции с ее стремлением к стандартизации, с ее безразличием
к природе и извечным нравственным ценностям. Другое дело, что в мире
социализма есть возможности предотвратить нежелательные последствия научно-
технического прогресса. К этому и звал своей поэзией Николай Рубцов, вовсе
не открещиваясь от движения вперед и веря в правоту и разумную волю людей:
...И какое может быть крушенье,
Если столько в поезде народу?
"Поезд"
Жизнеутверждающая и грустная, зовущая к раздумью и действию, поэзия
Николая Рубцова настраивает душу человека на волны добра и участия к людям.
Без поучений и назиданий зовет она к сострадательности и совестливости, а в
хаосе противоречивых случайностей помогает открыть гармоничность целого
мира... Ушел из жизни поэт, но его стихи продолжают жить, выполняя свое
святое предназначение - содействовать духовной связи между людьми в нашем
сложном и многотрудном мире:
Когда заря, светясь по сосняку,
Горит, горит, и лес уже не дремлет,
И тени сосен падают в реку,
И свет бежит на улицы деревни,
Когда, смеясь, на дворике глухом
Встречают солнце взрослые и дети, -
Воспрянув духом выбегу на холм
И все увижу в самом лучшем свете.
Деревья, избы, лошадь на мосту,
Цветущий луг - везде о них тоскую.
И, разлюбив вот эту красоту,
Я не создам, наверное, другую...
Поэтический мир Рубцова одновременно и узнаваем, и многообразен в
своих проявлениях. Если попытаться дать ему вначале общую характеристику,
без анализа конкретных текстов, то это, во-первых, мир крестьянского дома и
русской природы. В этом мире – снаружи – чаще всего “Много серой воды,
много серого неба, / И немного пологой родимой земли, / И немного огней
вдоль по берегу…”, внутри же – “книги, и гармонь, / И друг поэзии
нетленной, / В печи берёзовый огонь”. Граница же (стена дома) постоянно
преодолевается, становясь почти условной. Замкнутое пространство дома
способствует размышлениям лирического героя о своей индивидуальной судьбе,
безграничное пространство природы почти всегда выводит к ощущению хранимой
в нём истории и судьбы народа.
Личная судьба рубцовского героя скорее несчастливая, нежели наоборот, –
и она является точным слепком с судьбы поэта. Та же бесприютность и
сиротство, та же неудачная любовь, заканчивающаяся разлукой, разрывом,
утратой. Наконец, самое тягостное – предчувствие скорой и неотвратимой
смерти.
И всё же удивительная органичность, способность ощутить себя
необходимой, пусть и малой, частицей природы и народа, гармонизирует хотя
бы на время внутренний мир героя, мучимый противоречиями.
Это, однако, лишь “первое приближение”.
Взгляд Рубцова чаще обращён в прошлое. Точнее – к русской старине.
Очень редко поэт находит её в городе (“О Московском Кремле”), почти всегда
– в селе и открытом природном пространстве. Старина у Рубцова сохранена не
только в рукотворных памятниках:
…тёмный, будто из преданья,
Квартал дряхлеющих дворов
Но и в мироощущении поэта:
…весь простор, небесный и земной,
Дышал в оконце счастьем и покоем,
И достославной веял стариной…
И всё же есть в этом просторе такие места, стихии и звуки, к которым
поэт в поисках образов и голосов ушедшей “былой Руси” обращается в первую
очередь.
Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны,
Неведомый сын удивительных вольных племён!
Как прежде скакали на голос удачи капризный,
Я буду скакать по следам миновавших времён…
Это первая строфа одного из лучших стихотворений Рубцова, написанного
в 1963 году. “Холмы задремавшей отчизны” и есть то любимое лирическим
героем Рубцова место, которое позволяет ему вырваться из “малого” времени в
“большое” и увидеть движение истории.
Сходным образом рождается выход в “большое” время в стихотворении
“Гуляевская горка” и – особенно интересно – в “Видениях на холме”:
Взбегу на холм и упаду в траву.
И древностью повеет вдруг из дола!
В видении, сменяющем в середине стихотворения “картины грозного
раздора”, не стоит искать прямых исторических иллюзий, но это не мешает
искренности и глубине тревоги за настоящее и будущее России:
Россия, Русь, храни себя, храни!
Смотри, опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времён татары и монголы.
Они несут на флагах чёрный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов в окрестностях России.
И всё же очнувшийся от видений лирический герой оказывается наедине с
тем, что даёт ему надежду и успокоение, – “безбрежным мерцаньем”
“бессмертных звёзд Руси”.
Гармония, впрочем, может обретаться в поэтическом мире Рубцова и
иначе.
“Переведённый” в русскую поэзию ещё Жуковским образ сельского кладбища
находит такое же элегическое, по существу, воплощение и у Рубцова. В
стихотворении “Над вечным покоем” (1966) “святость прежних лет”, о которой
напомнило герою “кладбище глухое”, умиротворяет его сердце, наполняя
естественным, очень “природным” желанием:
Когда ж почую близость похорон,
Приду сюда, где белые ромашки,
Где каждый смертный / свято погребён
В такой же белой горестной рубашке.
Писать свои чистые, грустные и в высшей степени светлые стихотворения
помогало - главенствующее - чувство, выраженное Н. Рубцовым с такой
емкостью и определенностью:
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
Да, любовь к Родине! Неистребимая, мучительная и всепоглощающая
нежность к ее зеленым лугам и золотистым осенним лесам, ее медленным водам
и терпким ягодам, томливым полдням и прохладным вечерам - всему-всему, без
чего не мыслил он ни своей жизни, ни своего творчества. Как была чужда ему
ложная стыдливость умствующих стихотворцев, убеждающих себя и читателя, что
они не говорят о любви к Родине потому, что любят истинно, а не на
словах!.. Обычно этим прикрывается хроническая неспособность к любви.
А Николай Рубцов с первых же строк так заговорил о своем чувстве к
России, что еще задолго до выхода в свет его поэтических сборников о нем
знали, спорили, декламировали стихи, пели рубцовские песни.
Выросший сиротой, он знал одну-единственную мать - Россию и ей
посвятил свои лучшие песни, лучшие минуты подъема и вдохновения.
Повышенная ранимость, застенчивость и целомудрие уживались в нем с
безоглядной русской удалью, "порой переходящей даже в забубенность;
доверчивость и открытость души соседствовали с замкнутостью, а нередко и с
болезненной подозрительностью... Но вот он становился ясным и добрым, как
солнечное утро. Ходил по улицам, улыбаясь знакомым, наклонялся с каким-то
разговором к детям, дарил конфеты или желтые листья. И дети, безошибочно
чувствуя доброту, тянулись к нему и радовались.
Он признавался, что жизнь его идет полосами: то светлая, то опять
черная. Он был непростым человеком, и жизнь его не была простой.
Детдом, тяжелая работа на заводе и траловом флоте, морская военная
служба и крушение первой любви, которая навсегда останется самым печальным
его воспоминанием... И все это при таком обнаженном сердце... Но свойство
оставаться доверчивым и добрым, несмотря ни на какие жизненные неурядицы и
несчастья, умение не озлобляться из-за них - очень важно и дорого для поэта
Николая Рубцова. Прочитайте вновь стихотворение о воробье, который живет
зимой очень горько и голодно, но который "не становится вредным от того,
что так трудно ему", - и вам понятней будет характер самого поэта.
...Метут по вечерней земле январские метели, качаются из стороны в
сторону зябкие березы, и сквозь холодную мглу дрожливо светят зимние огни.
Шумит порывистый ветер и несет вдоль неровной дороги сухой перекатный снег,
но сквозь весь этот неутихающий шум отчетливее и больнее проступает такой
знакомый и близкий глуховатый, но внятный рубцовский голос:
Зачем же, как сторожевые,
На эти грозные леса
В упор глядят глаза живые,
Мои полночные глаза?
Нет, они смотрят не только "на эти грозные леса", они смотрят в душу.
Словно ночная метель и вьюга - самое подходящее время для этого, потому что
в такие часы душа отзывчива и обнажена, беззащитна и одинока; и нет у нее
той дневной уверенности и свободы - и той напускной лихости, с которой мы
правим свое каждодневное дело, уверяя себя и окружающих, что оно
бессмертно, как, впрочем, и мы сами...
Мысль поэта всегда крупна и исторична, хотя и не высказывается
впрямую, в лоб. Она растворена в самой ткани стиха, естественно развиваясь
в ней и уходя в бесконечность. У Николая Рубцова, если можно так
выразиться, "умная душа". Переполнявшее его чувство, его любовь и нежность
к родной земле способствовали раннему повзрослению сердца и вызреванию
собственного мировоззрения. Драматическое, а порой и трагическое восприятие
окружающего мира придало его поэзии ту степень серьезности и подлинности,
которая с полным правом позволяет говорить о близости Николая Рубцова к
традициям поэтической классики.
Когда-то Есенин советовал молодым стихотворцам, чтоб они искали родину, без
которой не может получиться хорошего поэта. Николай Рубцов родился с этим
чувством родины, ему не надо было ее искать. Он много объехал земель и
многое видел, но не было для него родней и ближе северной и скудной на
урожай, но щедрой на душевное тепло земли. Не зря он говорил в своей
"Звезде полей":
Звезда полей горит, не угасая,
Для всех тревожных жителей земли,
Своим лучом приветливым касаясь
Всех городов, поднявшихся вдали.
Но только здесь, во мгле заледенелой,
Она восходит ярче и полней,
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей...
течения современности, явилась острым и прямым откликом на явления научно-
технической революции с ее стремлением к стандартизации, с ее безразличием
к природе и извечным нравственным ценностям. Другое дело, что в мире
социализма есть возможности предотвратить нежелательные последствия научно-
технического прогресса. К этому и звал своей поэзией Николай Рубцов, вовсе
не открещиваясь от движения вперед и веря в правоту и разумную волю людей:
...И какое может быть крушенье,
Если столько в поезде народу?
"Поезд"
Жизнеутверждающая и грустная, зовущая к раздумью и действию, поэзия
Николая Рубцова настраивает душу человека на волны добра и участия к людям.
Без поучений и назиданий зовет она к сострадательности и совестливости, а в
хаосе противоречивых случайностей помогает открыть гармоничность целого
мира... Ушел из жизни поэт, но его стихи продолжают жить, выполняя свое
святое предназначение - содействовать духовной связи между людьми в нашем
сложном и многотрудном мире:
Когда заря, светясь по сосняку,
Горит, горит, и лес уже не дремлет,
И тени сосен падают в реку,
И свет бежит на улицы деревни,
Когда, смеясь, на дворике глухом
Встречают солнце взрослые и дети, -
Воспрянув духом выбегу на холм
И все увижу в самом лучшем свете.
Деревья, избы, лошадь на мосту,
Цветущий луг - везде о них тоскую.
И, разлюбив вот эту красоту,
Я не создам, наверное, другую...
Поэтический мир Рубцова одновременно и узнаваем, и многообразен в
своих проявлениях. Если попытаться дать ему вначале общую характеристику,
без анализа конкретных текстов, то это, во-первых, мир крестьянского дома и
русской природы. В этом мире – снаружи – чаще всего “Много серой воды,
много серого неба, / И немного пологой родимой земли, / И немного огней
вдоль по берегу…”, внутри же – “книги, и гармонь, / И друг поэзии
нетленной, / В печи берёзовый огонь”. Граница же (стена дома) постоянно
преодолевается, становясь почти условной. Замкнутое пространство дома
способствует размышлениям лирического героя о своей индивидуальной судьбе,
безграничное пространство природы почти всегда выводит к ощущению хранимой
в нём истории и судьбы народа.
Личная судьба рубцовского героя скорее несчастливая, нежели наоборот, –
и она является точным слепком с судьбы поэта. Та же бесприютность и
сиротство, та же неудачная любовь, заканчивающаяся разлукой, разрывом,
утратой. Наконец, самое тягостное – предчувствие скорой и неотвратимой
смерти.
И всё же удивительная органичность, способность ощутить себя
необходимой, пусть и малой, частицей природы и народа, гармонизирует хотя
бы на время внутренний мир героя, мучимый противоречиями.
Это, однако, лишь “первое приближение”.
Взгляд Рубцова чаще обращён в прошлое. Точнее – к русской старине.
Очень редко поэт находит её в городе (“О Московском Кремле”), почти всегда
– в селе и открытом природном пространстве. Старина у Рубцова сохранена не
только в рукотворных памятниках:
…тёмный, будто из преданья,
Квартал дряхлеющих дворов
Но и в мироощущении поэта:
…весь простор, небесный и земной,
Дышал в оконце счастьем и покоем,
И достославной веял стариной…
И всё же есть в этом просторе такие места, стихии и звуки, к которым
поэт в поисках образов и голосов ушедшей “былой Руси” обращается в первую
очередь.
Я буду скакать по холмам задремавшей отчизны,
Неведомый сын удивительных вольных племён!
Как прежде скакали на голос удачи капризный,
Я буду скакать по следам миновавших времён…
Это первая строфа одного из лучших стихотворений Рубцова, написанного
в 1963 году. “Холмы задремавшей отчизны” и есть то любимое лирическим
героем Рубцова место, которое позволяет ему вырваться из “малого” времени в
“большое” и увидеть движение истории.
Сходным образом рождается выход в “большое” время в стихотворении
“Гуляевская горка” и – особенно интересно – в “Видениях на холме”:
Взбегу на холм и упаду в траву.
И древностью повеет вдруг из дола!
В видении, сменяющем в середине стихотворения “картины грозного
раздора”, не стоит искать прямых исторических иллюзий, но это не мешает
искренности и глубине тревоги за настоящее и будущее России:
Россия, Русь, храни себя, храни!
Смотри, опять в леса твои и долы
Со всех сторон нагрянули они,
Иных времён татары и монголы.
Они несут на флагах чёрный крест,
Они крестами небо закрестили,
И не леса мне видятся окрест,
А лес крестов в окрестностях России.
И всё же очнувшийся от видений лирический герой оказывается наедине с
тем, что даёт ему надежду и успокоение, – “безбрежным мерцаньем”
“бессмертных звёзд Руси”.
Гармония, впрочем, может обретаться в поэтическом мире Рубцова и
иначе.
“Переведённый” в русскую поэзию ещё Жуковским образ сельского кладбища
находит такое же элегическое, по существу, воплощение и у Рубцова. В
стихотворении “Над вечным покоем” (1966) “святость прежних лет”, о которой
напомнило герою “кладбище глухое”, умиротворяет его сердце, наполняя
естественным, очень “природным” желанием:
Когда ж почую близость похорон,
Приду сюда, где белые ромашки,
Где каждый смертный / свято погребён
В такой же белой горестной рубашке.
Писать свои чистые, грустные и в высшей степени светлые стихотворения
помогало - главенствующее - чувство, выраженное Н. Рубцовым с такой
емкостью и определенностью:
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
Да, любовь к Родине! Неистребимая, мучительная и всепоглощающая
нежность к ее зеленым лугам и золотистым осенним лесам, ее медленным водам
и терпким ягодам, томливым полдням и прохладным вечерам - всему-всему, без
чего не мыслил он ни своей жизни, ни своего творчества. Как была чужда ему
ложная стыдливость умствующих стихотворцев, убеждающих себя и читателя, что
они не говорят о любви к Родине потому, что любят истинно, а не на
словах!.. Обычно этим прикрывается хроническая неспособность к любви.
А Николай Рубцов с первых же строк так заговорил о своем чувстве к
России, что еще задолго до выхода в свет его поэтических сборников о нем
знали, спорили, декламировали стихи, пели рубцовские песни.
Выросший сиротой, он знал одну-единственную мать - Россию и ей
посвятил свои лучшие песни, лучшие минуты подъема и вдохновения.
Повышенная ранимость, застенчивость и целомудрие уживались в нем с
безоглядной русской удалью, "порой переходящей даже в забубенность;
доверчивость и открытость души соседствовали с замкнутостью, а нередко и с
болезненной подозрительностью... Но вот он становился ясным и добрым, как
солнечное утро. Ходил по улицам, улыбаясь знакомым, наклонялся с каким-то
разговором к детям, дарил конфеты или желтые листья. И дети, безошибочно
чувствуя доброту, тянулись к нему и радовались.
Он признавался, что жизнь его идет полосами: то светлая, то опять
черная. Он был непростым человеком, и жизнь его не была простой.
Детдом, тяжелая работа на заводе и траловом флоте, морская военная
служба и крушение первой любви, которая навсегда останется самым печальным
его воспоминанием... И все это при таком обнаженном сердце... Но свойство
оставаться доверчивым и добрым, несмотря ни на какие жизненные неурядицы и
несчастья, умение не озлобляться из-за них - очень важно и дорого для поэта
Николая Рубцова. Прочитайте вновь стихотворение о воробье, который живет
зимой очень горько и голодно, но который "не становится вредным от того,
что так трудно ему", - и вам понятней будет характер самого поэта.
...Метут по вечерней земле январские метели, качаются из стороны в
сторону зябкие березы, и сквозь холодную мглу дрожливо светят зимние огни.
Шумит порывистый ветер и несет вдоль неровной дороги сухой перекатный снег,
но сквозь весь этот неутихающий шум отчетливее и больнее проступает такой
знакомый и близкий глуховатый, но внятный рубцовский голос:
Зачем же, как сторожевые,
На эти грозные леса
В упор глядят глаза живые,
Мои полночные глаза?
Нет, они смотрят не только "на эти грозные леса", они смотрят в душу.
Словно ночная метель и вьюга - самое подходящее время для этого, потому что
в такие часы душа отзывчива и обнажена, беззащитна и одинока; и нет у нее
той дневной уверенности и свободы - и той напускной лихости, с которой мы
правим свое каждодневное дело, уверяя себя и окружающих, что оно
бессмертно, как, впрочем, и мы сами...
Мысль поэта всегда крупна и исторична, хотя и не высказывается
впрямую, в лоб. Она растворена в самой ткани стиха, естественно развиваясь
в ней и уходя в бесконечность. У Николая Рубцова, если можно так
выразиться, "умная душа". Переполнявшее его чувство, его любовь и нежность
к родной земле способствовали раннему повзрослению сердца и вызреванию
собственного мировоззрения. Драматическое, а порой и трагическое восприятие
окружающего мира придало его поэзии ту степень серьезности и подлинности,
которая с полным правом позволяет говорить о близости Николая Рубцова к
традициям поэтической классики.
Когда-то Есенин советовал молодым стихотворцам, чтоб они искали родину, без
которой не может получиться хорошего поэта. Николай Рубцов родился с этим
чувством родины, ему не надо было ее искать. Он много объехал земель и
многое видел, но не было для него родней и ближе северной и скудной на
урожай, но щедрой на душевное тепло земли. Не зря он говорил в своей
"Звезде полей":
Звезда полей горит, не угасая,
Для всех тревожных жителей земли,
Своим лучом приветливым касаясь
Всех городов, поднявшихся вдали.
Но только здесь, во мгле заледенелой,
Она восходит ярче и полней,
И счастлив я, пока на свете белом
Горит, горит звезда моих полей...