Бесплатные школьные сочинения

Образ Роб Роя привлекал Вальтера Скотта давно. Во время своих этнографических экскурсий по Шотландии он уже и раньше слышал о Роб Рое, в старых юридических документах находил важные сведения о его жизни. Выпуская свой роман, Скотт снабдил его введением, в котором подробно рассказывал о Роб. Рое. Это введение — очерк жизни и подвигов Роб Роя, неразрывно связанный с историей его рода — клана Мак-Грегор. К биографии храброго горца Вальтер Скотт прибавил документы, показывающие, как настойчиво преследовала Роб Роя шотландская юстиция — друзья и помощники мистера Джобсона, отвратительного крючкотвора, обрисованного в романе с такой ненавистью и иронией.

Граф Мар, фанатик дела Стюартов. Образ старого роялиста с его манерами рыцаря, с его чувством чести, не позволяющей ему воспользоваться даже для восстания деньгами, которые мошеннически выманил Рашлей у дядюшки-купца, написан с явной симпатией. Вальтер Скотт выделяет Мара из числа остальных заговорщиков, поэтизирует его, но при этом показывает и его обреченность. Старый граф обречен на неудачу, на провал: к власти рвутся хищные дельцы вроде Рашлея, жаждущие славы и богатства, не считающиеся ни с какими правилами чести и морали. Вынужденный довериться Рашлею, граф Мар затем становится жертвой его предательства.

Роман «Роб Рой» появился в 1817 г. Он относится к тем романам Скотта, которые условно называются «шотландскими» — по месту их действия, — и принадлежит к числу его лучших произведений. Написанные между 1814 и 1819 гг. они являются вершиной творчества Вальтера Скотта. Немало романов создал писатель позже—в 20-х гг. XIX в., но ни один из них, даже самые удачные, вроде «Квентина Дорварда» (1823) и «Айвенго», не обладал достоинствами «шотландских романов» в самом главном — в глубине раскрытия совершающихся общественных процессов, в изображении народа.

Вальтер Скотт (1771 — 1832) — один из замечательных английских писателей XIX в., создатель жанра исторического романа в западноевропейской литературе. Его исторические романы принесли ему мировую известность. Творчество Вальтера Скотта складывалось и развивалось в эпоху, богатую бурными историческими событиями. Современник французской буржуазной революции и наполеоновских войн, В. Скотт стал затем свидетелем значительного общественного подъема в Англии — борьбы за реформу. В этой борьбе английская буржуазия, используя недовольство широких народных масс, разоренных промышленным переворотом и войной, стремилась свергнуть торийскуго олигархию — реакционный блок, державшийся у власти более полустолстия.

Примечательны упоминания о Шиллере, имеющиеся в литературно-критических статьях Гоголя. В статье «Петербургские записки 1836 года» Гоголь среди крупнейших драматургов прошлого упоминает после «строгого, осмотрительного Лессинга» «благородного пламенного Шиллера», который, по его словам, «в таком поэтическом свете» показал «достоинство человека». Великий русский сатирик-реалист проник в самую сущность патетического гуманизма Шиллера; об этом свидетельствует и более позднее высказывание Гоголя. Упоминая Шиллера, Гоголь говорит о том, что немецкий поэт грезил «о лучших и совершеннейших идеалах», создал себе «из них мир» — и жил в этом «поэтическом мире». Конечно, это только одна сторона богатой творческой натуры Шиллера: но русский писатель верно подметил и порыв Шиллера к лучшему будущему, и противопоставленность эстетической мечты Шиллера грубой и жалкой, «ничтожной» немецкой действительности конца XVIII в.

Борьба за исторически верное и подлинно научное истолкование творчества великого немецкого писателя шла не только в Германии, но и в России, где Шиллер — поэт и драматург, Шиллер — автор трудов по вопросам эстетики — был давно и хорошо известен. Мы можем по справедливости гордиться результатами, достигнутыми советской наукой. Стараниями ее представителей, авторов исследований о Шиллере, установлен прогрессивный, демократический характер его творчества; разбиты попытки превратить великого писателя-гуманиста в болезненного мечтателя, якобы капитулировавшего перед немецкой действительностью XVIII в.; намечены плодотворные возможности решения сложной проблемы противоречий Шиллера, наличие которых русские исследователи никогда не замалчивали, но в которых они видели отражение противоречий этой действительности.

Революционно-демократическая сущность оценки Мильтона в работах зрелого Белинского делается особенно заметной в сравнении с мыслями Пушкина о Мильтоне, для своего времени весьма значительными и верными. Пушкин, вопреки обычному мнению мильтонистов начала XIX в., установил, что противоречия стиля «Потерянного рая» не были отклонением от нормы классицистской эпопеи, а являлись выражением самой художественной сущности поэзии Мильтона, отнесенного им к числу смелых поэтов-новаторов.

Замечательная мысль Белинского находит себе, обоснование и подтверждение в известном высказывании К. Маркса: «...возможен ли Ахиллес в эпоху пороха и свинца? Или вообще «Илиада» наряду с печатным станком и тем более с типографской машиной? И разве не исчезают неизбежно сказания, песни и музы, а тем самым и необходимые предпосылки эпической поэзии, с появлением печатного станка?» В статьях, о которых мы сказали выше, Белинский включил Мильтона — эпического поэта — в общий историко-литературный процесс, чего не сделали до него ни критики XVIII в., рассматривавшие Мильтона только в рамках поэтики жанра (Аддисон, Вольтер, Бодмер), ни критики начала XIX в., рассматривавшие его изолированно как великую индивидуальность (Колридж, Шатобриан, Хэзлитт, Маколей).

Мнения Пушкина о Мильтоне выгодно отличаются от того, что писалось о нем эссеистами и критиками Западной Европы. Высказывания Белинского о Мильтоне отразили новый этап в истории русской науки, ознаменованный деятельностью революционера-демократа. У Белинского нет специальных статей, посвященных творчеству Гете, Байрона, Диккенса, но в его работах рассыпано так много замечаний о творчестве этих писателей, что понятно желание собрать их и присмотреться к ним. Высказывания о Мильтоне встречаются реже и кажутся менее значительными. Они нередко остаются в стороне от основных теоретических вопросов, решаемых критиком. Тем не менее эти высказывания представляют большой интерес.

Творчество Джона Мильтона, замечательного поэта, выдвинутого английской буржуазной революцией XVII в., было и остается одной из политически острых проблем в изучении западных литератур. Объясняется это тем, что вопрос о Мильтоне — это прежде всего вопрос о художнике и революции. В 20-х гг. нашего столетия проф. Грирсон, обвинявший Мильтона в близости к... большевизму, сокрушенно рассуждал на тему о загадках, таящихся в замысле поэм Мильтона, и констатировал бессилие английских и американских литературоведов перед этими «загадками», главной из которых для Грирсона оставался вопрос о Сатане: кто же он для Мильтона — «герой» или «архивраг»? В высказываниях Белинского о Мильтоне есть ключ к этой мнимой «загадке».

«Потерянный рай» полон не только философских и моральных противоречий. Он глубоко противоречив в своем стиле. В эпопее Мильтона явственно проступает не только художественное представление о современности, об эпохе ожесточенной общественной и идейной борьбы, но и стремление подчинить себе гигантский материал, вбирающий в себя и мифологию, и библию, и современные Мильтону научные представления о человеке и природе.

Наиболее полно и ярко проблема героя была разрешена Мильтоном в «Самсоне-борце». Заслоненная мировым, успехом поэм Мильтона, трагедия «Самсон-борец» долго не привлекала особого внимания исследователей, хотя уже в XVIII в. на нее отозвался своей ораторией «Самсон» Гендель. В старых больших монографиях о Мильтоне трагедия рассматривалась гораздо поверхностнее, чем поэмы. В XX в. мнение о трагедии изменилось. Английские и американские литературоведы заметили, наконец, ее глубокую содержательность и своеобразную форму. Но в ней настойчиво хотят видеть просто подражание античным драматургам, забывают о тесной связи трагедии с английской жизнью.

Мильтон стал величайшим эпическим поэтом XVII в. Однако своеобразие его эпоса заключалось в том, что в нем собственно эпическая тема — борьба Сатаны с богом — переплеталась с темой «частной жизни», с темой судьбы Адама и Евы. Переплетение этих тем в «Потерянном рае» настолько тесно, что в общей композиции эпопеи они не только не дисгармонируют, но, наоборот, дополняют друг друга, создают новую концепцию эпоса, в которой эпические события и зависящая от них «частная жизнь» уже неразделимы.

В поэме Мильтона вырастает замечательный по своей привлекательности облик женщины, который не имеет себе равных в английской поэзии XVII в. C  Евой сказывается высокое представление о духовном достоинстве женщины. Таким мы знаем Мильтона и по его трактатам 40-х гг. о разводе, в которых широко высказан взгляд поэта на право женщины выбирать себе спутника жизни, не подчиняясь чужой воле.

Пытливо вглядывавшийся вперед, в будущее, Мильтон высоко ценил сокровища человеческой культуры, опыт, накопленный прошлыми веками. Он не был ограниченным и непримиримым «пуританином», которых было так много в его дни. С полным основанием русские ученые говорят о Мильтоне, как о продолжателе лучших традиций английского и — шире — европейского гуманизма.

Джон Мильтон (1608 — 1674) родился четыреста лет назад. О четырех веках славы Мильтона, начало которой положили его политические трактаты 40-х и особенно 50-х гг. XVII в. То были «Ареопагитика» (1644), ратовавшая за свободу слова, «Иконоборец» (1649), объявивший всей Европе, что король Карл Стюарт подлежит казни за преступления против народа Англии и за измену отчизне, и особенно две «Защиты английского ларода» (1650 и 1654), отстаивавшие право народа выбирать и защищать ту форму власти, которая кажется ему наиболее пригодной. Уместно в дни юбилея Мильтона напомнить о том, что известность пришла к нему прежде всего как к публицисту английской буржуазной революции, страстному врагу самодержавия, поборнику республиканского строя.

В августе 1655 г. в Лондоне на латинском языке вышла книга под странным названием: «В защиту себя». Ее автором был Джон Мильтон. От кого же защищался этот известный ученый и публицист, не раз выполнявший ответственные поручения правительства английской республики? От многих. Ему пришлось обороняться и от лейденского схоласта Салмазия (так па латинский манер именовался юрист Сомэз, служивший английской роялистской эмиграции), и от некоего Анонима, и от истеричного краснобая А. Мора, от Бромголла, Филмера, Роуленда и от прочих врагов, которых Мильтон иногда упоминает, а иногда подразумевает и опровергает, не называя.

Многие эпиграммы Логау направлены против космополитизма немецкой знати, против ее пренебрежения к родному языку, к родной культуре. Логау показывает, насколько правящие классы Германии чужды народу, его обычаям, его речи. Продолжая борьбу Опица за чистоту и народность немецкого языка, Логау протестует против потока варваризмов, затопляющих немецкие книги и разговорную речь с легкой руки знати и пресмыкающегося перед ней своем». Очевидно, под этим эмоциональным определением, противопоставленным внешнему, ложному патриотизму, Логау подразумевал подлинную любовь к родному народу.

В творчестве Фридриха фон Логау демократические тенденции выявились еще резче и активнее, чем в поэзии Опица и Флеминга. Наиболее характерной особенностью поэтического дарования Логау является склонность к сатире, к ироническому изображению немецкого общества XVII в. Произведения Логау при жизни поэта появлялись под псевдонимом Соломона фон Голау (в 1638 и в 1654 гг.).

Сонеты Флеминга, написанные во время путешествия, составляют своеобразный поэтический дневник странствований и переживаний. В нем картины русской природы, Каспийского моря и приключений, которые выпали на долю поэта и его товарищей, перемежаются сонетами к любимой девушке. Флеминг оставил ее на далекой северной родине и, постоянно вспоминая о ней, при каждом удобном случае посылает ей свои стихи. Создание такого лиро-эпического цикла, отразившего чувство искренней большой любви, не оставляющей поэта среди тревог и опасностей путевой жизни, было тоже завоеванием молодой немецкой поэзии, расширяло ее возможности, выводило ее за пределы канонов, намеченных Опицем.

Испытав сильное влияние Опица, с которым он познакомился В 1630 г. в Лейпциге, Флеминг обратился к немецкой поэзии. Как и в творчестве Опица, в стихах» Флеминга 20 —30-х гг. возникает прежде всего образ Германии — измученной, ограбленной, опозоренной. Но, в отличие от Опица, политические позиции Флеминга были более твердыми и постоянными. Он убежденный противник австро-испанской коалиции и католической реакции, пылкий сторонник Евангелической унии и ее союзников.

Герберт Уэллс — автор ряда социально-психологических романов, мастер научно-фантастической повести и новеллы. Именно этот жанр характерен для его раннего творчества и сыграл большую роль в развитии литературы XX в. Герберт Уэллс родился в Южной Англии в семье садовника. Мать его работала служанкой у богатых помещиков. Некоторое время его родители торговали фарфором, но разорились. Тринадцати лот Г. Уэллс начал самостоятельно трудиться и переменил ряд профессий: работал рассыльным, учеником аптекаря, уборщиком в мануфактурном магазине. Он был исключительно одаренным подростком, много читал и занимался, и ему удалось поступить в Нормальную школу — учебное заведение, готовившее учителей естественных наук. Им заинтересовался выдающийся биолог Томас Хаксли, последователь Дарвина. Уэллс поступил в университет, работал в лабораториях под руководством Хаксли.

Первой его книгой был «Биологический справочник» — учебник по естествознанию. В дальнейшем, в научно-фантастических повестях Уэллса, всегда ощущалась подлинно научная основа. Характерная для них тема биологической эволюции и необычных научных открытий была навеяна работой Уэллса в лабораториях Хаксли. Герберт Уэллс любил говорить, что в его мозг рано попал микроб социализма. Оп остро чувствовал противоречия, раздирающие общество, интересовался социальными вопросами и мечтал принести пользу людям. Но он увлекся, как и Б. Шоу, фабианскими взглядами. Социал-реформизм фабианцев он принял за подлинный социализм. Все творчество Уэллса, включая его знаменитые научно-фантастические повести, проникнуто социальной проблематикой. В этом отличие Уэллса от Жюля Верна, с которым его любили сравнивать.

В выдающемся своем романе «Кукла» (1887) Прус достигает своеобразного синтеза панорамного изображения действительности и реалистического раскрытия характеров. Протагонист романа Станислав Вокульский — фигура очень сложная и противоречивая: одновременно ученый, крупный предприниматель и борец за справедливость. Противоречивость этого образа усугубляется тем, что главным чувством Вокульско-го и главным стержнем романа становится его страстная, безответная любовь к красавице аристократке панне Ленцкой, приводящая его к самоубийству, Это сочетание взаимно исключающих черт и страстей могло бы стать неправдоподобным, если быПрус, большой реалист, не сумел показать эволюцию Вокульского, его сложный жизненный путь в конкретных условиях пореформенной Польши.

Очень существенна произведенная Оиицем реформа стиха. Опираясь на глубокие познания в области античного стихосложения, па знакомство с современной иностранной поэзией и особенно — на прекрасное знание немецкой литературной традиции, немецкого народного творчества, Опиц смело начал вводить в немецкое стихосложение метрические формы, которые впоследствии стали основными в развитии немецкого стиха.

XIII век для большинства стран Западной Европы знаменует вершину развития средневековой культуры. Во всех областях политической, общественной и умственной жизни наблюдается интенсивное движение. Основной причиной этого расцвета является быстрый рост производительных сил и обусловленный им подъем городов-коммун. Хотя, по указанию Энгельса, «союз королевской власти и бюргерства ведет свое начало с X века», все же королевская политика в этом отношении лишь с XIII в. становится вполне твердой и последовательной. В эту пору начинается сосредоточение значительных богатств в руках буржуазии. Ремесло в городах получает законченную цеховую организацию. Развивается внешняя торговля, и крупнейшие ярмарки (особенно во Франции и некоторых областях Германии) приобретают международное значение. Усиливается также и военная мощь городов, крепости которых были «...гораздо более мощные, чем дворянские замки, так как взять их можно было только с помощью значительного войска».

Романы Кретьена вызвали большое число подражаний как во Франции, так и за ее пределами. В частности, с большим искусством переложил на немецкий язык «Эрека» и «Ивена» швабский миннезингер Гартман фон Ауэ (1190—1200), в искусстве описаний и психологического анализа не уступающий Кретьену.

Настоящим создателем артуровского романа, давшим лучшие образцы этого жанра, является поэт второй половины XII в. Кретьен де Труа, живший долгое время при дворе Марии Шампанской. По остроте мысли, живости воображения, наблюдательности и мастерству он является одним из самых замечательных поэтов средневековья. Кельтские сказания были использованы Кретьеном как сырой материал, который он перестроил, вложив в него совершенно другой смысл. Рамка артуровского двора, взятая из хроники Гальфрида, послужила ему лишь декорацией, на фоне которой он развертывал картины жизни вполне современного ему рыцарского общества, ставя и разрешая весьма существенные вопросы, которые должны были это общество занимать. Эта проблематика господствует в романах Кретьена над самыми увлекательными приключениями и яркими образами. Но способ, каким Кретьен подготовляет разрешение той или иной проблемы, свободен от всякого резонерства и назидательности, так как он берет внутренне правдоподобные положения и насыщает с

С одной стороны, он как бы признает правоту господствующей морали, заставляя, например, Тристана мучиться сознанием своей «вины». Любовь Тристана и Изольды представляется автору несчастьем, в котором повинно любовное зелье. Но вместе с тем он не скрывает своего сочувствия этой любви, изображая в положительных тонах всех тех, кто способствует ей, и выражая явное удовлетворение по поводу неудач или гибели врагов любящих. От противоречия автора внешне спасает мотив рокового любовного напитка. Но ясно, что этот мотив служит лишь целям маскировки его чувств, а о подлинной направленности его симпатий отчетливо говорят художественные образы романа. Не доходя до открытого обличения феодально-рыцарского строя с его гнетом и предрассудками, автор внутренне ощущал его неправоту и насилие. Образы романа, заключающееся в нем прославление любви, которая «сильнее смерти» и не желает считаться ни с установленной феодальным обществом иерархией, ни с законом католической церкви, объективно содержат в се

Кельтские сказания дошли до французских поэтов двумя путями — устным, через посредство кельтских певцов и рассказчиков, и письменным — через некоторые легендарные хроники. Многие из этих преданий были связаны с образом баснословного «короля Артура» — одного из князей бриттов V—VI вв., героически защищавшего от англосаксов еще не захваченные ими области Англии. Псевдоисторической рамкой для артуровских романов послужила латинская хроника валийского патриота Гальфрида Монмутского «История королей Британии» (около 1137 г.), изукрасившего образ Артура и придавшего ему феодально-рыцарские черты.

Раньше всего рыцарские романы развились во Франции, и отсюда уже увлечение ими распространилось по другим странам. Многочисленные переводы и творческие переработки французских образцов в других европейских литературах (в особенности в немецкой) нередко представляют произведения, имеющие самостоятельное художественное значение и занимающие видное место в этих литературах. Первыми опытами рыцарского романа явились обработки нескольких произведений античной литературы. В ней средневековые рассказчики могли найти во многих случаях как волнующие любовные истории, так и баснословные приключения, отчасти перекликавшиеся с рыцарскими идеями. Мифология из таких обработок тщательно изгонялась, но легендарные сказания о подвигах героев, имевшие видимость исторических преданий, воспроизводились полностью.

Рыцарские приключения Лихтенштейна доводят до крайнего предела модные фантазии куртуазного служения даме, перенося в действительность идеальные вымыслы поэзии миннезингеров. С раннего детства, рассказывает Лихтенштейн, он слышал о служении даме и решил посвятить себя этому служению. Мальчиком он становится пажом знатной дамы, приносит ей цветы, чтобы она прикоснулась к ним, пьет воду, которой она поливала свои руки. Даме не нравится его «заячья губа», и он подвергает себя тяжелой операции; ее слуга должен присутствовать при этом как свидетель его мужества. После этого дама позволяет ему навестить ее, но он из робости не решается заговорить с ней. Он повредил себе во время турнира мизинец на правой руке. Дама пожалела его, но усомнилась в его правдивости, услышав, что он поправился. Тогда он отрубил себе палец и послал его даме с любовным признанием. Как странствующий рыцарь в одежде богини любви, «госпожи Венеры», он совершил поездку по Италии и Австрии, вызывая на поединок всех рыцаре

Вершину испанского народного эпоса образуют сказания о Сиде. Это лицо историческое, и его деяния изображены в двух дошедших до нас поэмах: в более старой и очень близкой к историческим фактам «Поэме о Сиде» и в поздней, богатой вымыслом поэме «Родриго», а кроме того, в обширном цикле романсов. Сопоставление подлинного Сида с его эпическим обликом покажет, в каком направлении народная фантазия разрабатывала образ своего любимого героя.

В испанском эпосе нашла отражение специфика истории Испании раннего средневековья. В 711 г. произошло вторжение в Испанию мавров, которые в течение нескольких лет овладели почти всем полуостровом. Испанцам удалось удержаться лишь на крайнем севере, в горах Кантабрии, где образовалось королевство Астурия. Однако сразу же вслед за этим началась «реконкиста», т. е. отвоевание страны испанцами. Постепенно расширяя свои границы, Астурия в начале X в. превратилась в королевство Леон, из которого далее выделилось сначало графство, а затем, около середины XI в., самостоятельное королевство Кастилия, продолжавшее быстро расти за счет земель, отвоевываемых им от мавров на юге. Другим очагом реконкисты явилась сохранившая свою независимость небольшая область на крайнем северо-востоке полуострова, из которой с течением времени выделились королевство Наварра и Арагон.

Следующий этап в жизни французского эпоса наступил с завершением феодальной структуры общества, когда эпический материал перешел в руки жонглеров. Он был подвергнут ими систематической переработке, которая коснулась как внешней формы, так и идейного содержания. Прежде всего эпос приобрел масштабность — поэмы стали обширными и разработанными. Сюжеты усложнились и циклизировались, были добавлены вставные эпизоды, разговорные сцены, картины душевных переживаний, все повествование сделалось обстоятельным, замедленным, широким по сравнению с обрывистостью и сжатостью древней эпической песни. Эпическая песня на данной ступени развития, расширяясь в картину устоявшегося общественного уклада, превратилась в эпопею. Наряду с этим, однако, в ней сохранились многие обшие черты и приемы устной народной поэзии, как, например, постоянные эпитеты, готовые формулы для «типических» положений, прямое выражение оценок и чувств певца по поводу изображаемого, простота языка, особенно синтаксиса, совпадение

Вторая большая эпическая тема — тема верного служения королю, выручаемому из беды,— представлена главным образом циклом поэм о Гильоме д'Оранж. Граф Гильом воюет на юге Франции с маврами, совершая чудеса храбрости, освобождая от «неверных» города и целые области и не получая за это от короля никакой другой награды, кроме тех земель, которые он добывает силой своего меча. Тем не менее в трудную для короля минуту Гильом д'Оранж всегда спешит на помощь королю и выручает его, наказывая бунтовщиков и изменников-феодалов или сокрушая вторгшихся в страну сарацин. Этим Гильом укрепляет престол и спасает целостность родины.

Наряду с этим противопоставлением Роланда и Ганелона через всю поэму проходит другое противопоставление, менее острое, но столь же принципиальное — Роланда и его любимого друга, нареченного брата Оливье. Здесь сталкиваются не две враждебные силы, а два варианта одного и того же положительного начала. Когда французский арьергард подвергается внезапному нападению и Оливье видит несметные полчища сарацин, устремляющихся на них, он советует Роланду затрубить в рог, чтобы призвать Карла на помощь. Но Роланд отказывается, считая это позором для себя, для своего рода, для всей Франции. Трижды Оливье возобновляет свои уговоры (повторение, типичное для стиля народной поэзии), и трижды Роланд отвергает его предложение, не желая «терять свою славу в милой Франции». Эта черта характера Роланда несколько раз обозначена в поэме выразительным словом «безмерность» (йётезиге), в смысле необузданной, безрассудной смелости. «Безмерности» Роланда противопоставлено «благоразумие» Оливье, но так, что из это

Лучше всего сохранился французский героический эпос. Он дошел до нас в виде поэм (общим числом около 100), из которых древнейшие — в той форме, в какой мы их сейчас имеем,— возникли в самом конце XI в., а наиболее поздние относятся к XIV в. Однако даже самые ранние из сохранившихся поэм представляют собой переработку более старых поэм или песен, развивавшихся перед тем в течение двух или трех столетий. Это длительное развитие, в котором принимали участие различные общественные слои — дружинная среда, широкие народные массы, жонглеры и грамотеи-клирики,— имело результатом глубокое изменение как формы и стиля песен-поэм, так и их содержания.

В эпоху раннего средневековья скандинавский север представляет область, отдаленную от центров экономической и культурной жизни Европы и потому наиболее отсталую в общественном и культурном отношении. Начало феодализации и христианизации скандинавских стран относится к концу X—XI вв.; до конца первого тысячелетия н. э., а частично и позже скандинавские народы живут в условиях родового строя, напоминающих общественные отношения континентальных германцев в период, непосредственно предшествующий падению Римской империи. Природные условия Скандинавского полуострова, малоблагоприятные для развития земледелия, ограниченность территории, пригодной для поселения, послужили причиной усиленных передвижений и военной экспансии скандинавов, повторяющей аналогичные явления, имевшие место на континенте в эпоху «великого переселения народов». Передвижения эти носят характер морских набегов воинских дружин скандинавов на территории, расположенные по морскому побережью и по течению больших судоходных ре

«Англосаксонской» называется литература на англосаксонском (или древнеанглийском) языке, которая возникла в среде германских племен, переселившихся в Британию. Переселение этих племен (англов, саксов, ютов) с континента (из прибрежных областей южной Ютландии, Фрисландии и северной Германии) в Британию, сопровождавшееся ожесточенной борьбой с кельтским населением острова, началось в середине V в. и завершилось примерно через два столетия; однако уже к середине VI в. англосаксами был занят весь юг, центр и северо-восток нынешней Англии. С момента завоевания началось самостоятельное развитие политического и общественного быта, культуры и языка англосаксов, стоявшее в теснейшей зависимости от новых условий их исторического существования, и прежде всего от общего процесса феодализации и христианизации англосаксонского общества.

Сочинителем и в то же время исполнителем германской эпической песни является дружинный певец, носящий у западных германцев название «скоп». Англосаксонская поэзия (в особенности «Поэма о Беовульфе») оставила нам изображение скопа. Это дружинник, участвующий в боях вместе со своими товарищами, но имеющий песенный дар. Во время пира он воспевает подвиги, совершенные в бою, или поет песни о событиях эпической старины, сохраненные песенным преданием. В последнем случае, как всегда в устной поэтической традиции, повторение старой песни связано с творческой импровизацией. Каждый племенной вождь, или конунг, имеет своего певца. Певец окружен почетом, он пирует вместе с дружиной за «медовыми скамьями». В награду за песню он получает дары — золотые кольца или запястья из королевской сокровищницы. Таким образом, скоп — певец полупрофессиональный: его основной профессией продолжает оставаться воинская служба дружинника. То же самое засвидетельствовано и о «скальдах», дружинных певцах скандинавско

Очень рано историческое сказание о гибели бургундских королей сближается с франкским сказанием о Зигфриде, которое не имеет прямых исторических источников и, по-видимому, восходит к древней богатырской сказке. Сказания о молодом Зигфриде рассказывают о чудесных подвигах героя, который убивает дракона и становится владельцем несметного сокровища («клада Нибелунгов»). В сказании о Зигфриде-свате Зигфрид, породнившись с Гунтером, который отдает за него свою сестру Кримхильду (в «Эдде» — Гудруну), помогает своему названному брату добыть богатырскую деву Брюнхильду, совершая за него подвиг, который не по силам самому Гунтеру. Когда обман раскрывается, Гунтер, по наущению Брюнхильды, велит убить Зигфрида. Клад Нибелунгов переходит от Зигфрида во владение Гунтера и бургундов. Он вызывает алчность Аттилы, второго мужа Кримхильды (Гудру-ны), и становится причиной гибели бургундских королей. В немецкой «Песни о Нибелунгах» исторические события подвергаются дальнейшему переосмыслению: Кримхильда

Поэзия древних германцев, как и других народов в период родового строя, имела песенный характер и передавалась исключительно в устной традиции. Латинская письменность проникает к германцам вместе с принятием христианства. В более позднюю эпоху (начиная с III в. н. э.) среди германцев было распространено так называемое руническое письмо. По характеру отдельных групп оно представляет некоторое сходство с латинским и греческим алфавитом и, несомненно, также восходит к образцу, заимствованному у культурных народов Средиземноморья. Однако рунами пользовались только для кратких надписей на оружии и предметах домашнего обихода, сделанных из дерева, рога и металла, на каменных плитах (могильных памятниках) и т. п. Подобно другим первобытным народам германцы приписывали письму магическое значение и употребляли его преимущественно в сакральных целях: для заговоров, заклинаний, прорицаний. Само слово «руна» означает «тайна» (ср. нем. гаипеп — «таинственно шептать»). Как сообщает римский историк Т

Облик и характер Кухулина насыщены мифическими чертами. Он обладает чудесными свойствами и способностями. Когда Кухулин приходит в «боевую ярость», то необычайно вырастает и весь искажается; на конце каждого его волоска выступает капля крови; от его тела исходит необыкновенный жар; он может, воткнув копье в землю, влезть на вершину его и стать босой ногой на его наконечник; он почти обладает способностью летать; в трудных случаях он пускает в ход «рогатое» копье (с разветвленным наконечником), которое мечет во врага не рукой, а пальцами ноги, стоя в воде.

Из всех полуварварских народов, выступивших на арену мировой истории после крушения Римской империи, островные кельты (ирландцы, шотландцы, уэльсцы) в первом тысячелетии н. э. находились на наиболее архаической ступени культуры. Замедленность у них общественного развития, проявившаяся в устойчивости родового строя, была отмечена Энгельсом, который писал: «Древнейшие из сохранившихся кельтских законов показывают нам род еще полным жизни; в Ирландии он, по крайней мере инстинктивно, живет в сознании народа еще и теперь, после того как англичане насильственно разрушили его; в Шотландии он был в полном расцвете еще в середине прошлого (т. е. XVIII.— А. С.) столетия и здесь был также уничтожен только оружием, законодательством и судами англичан».

Деление средневековой литературы на периоды определяется этапами общественного развития европейских народов за это время. Прежде всего следует различать в ней два больших периода — период литературы разложения родового строя и зарождения феодальных отношений и период литературы развитого феодализма. Первый из них простирается примерно до конца X в., однако эта дата имеет условный характер, так как разные народы развивались далеко не одинаковыми темпами. Как уже было сказано, быстрее всего развитие происходило во Франции, где уже в IX в. феодализм в основном сформировался. Несколько отстают от нее Германия и другие континентальные страны, а также Англия. Последнее место занимают периферийные, северные и северо-западные области Европы, занятые скандинавами и кельтами. Поэтому литература первого большого периода представлена для нас памятниками поэтического творчества почти исключительно кельтов и скандинавов, к которым в силу специфических условий развития Англии следует присоединить еще

На начальное развитие средневековой литературы католическая церковь оказала огромное влияние. Целый ряд весьма популярных в ранний период литературных жанров: религиозные гимны, духовные стихи, жития святых, парафразы библии и т. п.— церковного происхождения. Внутри церкви зародилась культовая драма. Ранняя историография и различного рода дидактика в значительной степени следуют монастырско-латинским образцам. Христианская легенда ввела в обиход средневековой поэзии огромный международный фонд всякого рода сказаний и мотивов новеллистического характера. Не менее значительно то общее влияние религиозного мышления, которое проявлялось в жанрах, по своему характеру вовсе не религиозных, таких, например, как религиозные мотивы в героическом эпосе или мистическая концепция любви в некоторых формах рыцарской лирики. Точно так же католическое учение о «двух реальностях», из которых земная якобы является лишь слабым отражением или подобием небесной, лежит в основе распространенного в средневек

Христианизация народов Европы носила вначале очень поверхностный, формальный характер, сводясь к официальному исповеданию основных догм и соблюдению главнейших обрядов. Однако с течением времени христианское учение глубоко проникло в моральное сознание и быт не только верхушки общества, но и народных масс.

Зарождение и развитие литературы средневековья определяется взаимодействием трех основных факторов: традиций народного творчества, культурных воздействий античного мира и христианства.

Начало исторически известной западноевропейской культуры, а следовательно, и литературы относится к IV—V вв. н. э., когда после распада Римской империи на арену мировой истории выступили новые, варварские народы со своим особым общественно-политическим устройством, бытом и нравами.

"Сказание о белом клобуке"; "Сказание о князьях Владимирских" Пахомия Серба; Послание старца Филофея. Путешествия: епископа Авраамия; инока Симеона. Почти все произведения нашей древней литературы проникнуты идеей национального единства. Вспомним воззвание автора "Слова о полку Игореве" ко всем князьям русским, вспомним черниговского игумена Даниила, молившегося за всю Русь. Идея эта крепнет и переходит в: чувство национальной гордости с возвышением Москвы, с объединением вокруг Москвы всех удельных княжеств. К этому еще прибавляется и становится главной идеей сознание того, что одна Россия сохранила православную веру в ее чистоте, в то время, как Византия подчинилась Риму.

К самому концу ХIV-го и к началу ХV-го века относятся два произведения, описывающие Куликовскую битву, самое большое и важное событие эпохи татарского ига, показавшее русским людям, что есть надежда и возможность освободиться от ненавистной татарщины. В летописи мы находим сухой исторический рассказ этого события, литературно же оно отразилось в "Сказании (или Поведании) о Мамаевом побоище" и в "Задонщине". Оба эти произведения написаны определенно под влиянием "Слова о полку Игореве". Они напоминают его по своему плану, строению; в некоторых местах видно просто подражание, иногда даже — бессмысленное. Так, например, "Слово" начинается с обращения к "вещему Бояну", — в "Сказании о Мамаевом побоище" обращаются к какому-то Урану: "се поведай, Уране, како случися на Дону"... Кто был этот Уран — совершенно неизвестно.

Широко и разнообразно развивалась наша родная литература в Х1-м и ХП-м веке, до нашествия татар. Она выливалась в самые различные формы — проповедей, поучений, повествований: духовных, исторических и светских. Вспомним проповеди преп. Феодосия Печерского, св. Кирилла Туровского; поучение Владимира Мономаха; описание путешествия — "Хождение игумена Даниила"; летописи, "Повесть временных лет"; высоко поэтическую дружинную поэму "Слово о полку Игореве"; — полуюмористическое "Моление Даниила Заточника"... Сколько разнообразных литературных форм! При этом можно наверняка утверждать, что множество древних рукописей не дошло до нас, погибло по тем или иным причинам, хотя бы те рукописи, найденные гр. Мусиным-Пушкиным вместе с "Словом о полку Игореве", которые погибли в московском пожаре.

"Моление Даниила Заточника" можно отнести к тому же периоду литературы (до-монгольской); написано оно, вероятно, в начале ХІІІ-го века. Кто был этот Даниил — не установлено. Был ли он действительно "заточником", т. е. сидел ли в тюрьме, и за что, — точно неизвестно. Сочинение его дошло до нас во множестве списков и со многими видоизменениями; было оно, очевидно, популярно, как первое произведение русской светской литературы, написанное в юмористическом духе.

Написано оно, по-видимому, дружинником, описывающим несчастный поход Игоря Святославича, князя Новгород-Северского, против половцев. О походе этом говорят и летописи, особенно подробно и красочно описан он в Киевской (Ипатьевской) летописи под 1185-м годом.

"Повесть временных лет" можно считать произведением переходным от духовной литературы к светской. Первым нашим светским писателем является князь Владимир Мономах, написавший замечательное "Поучение" своим детям.

Почти с самого начала письменности на Руси появились летописи, т. е. исторические своды, хроники. В монастырях монахи вели пасхалии, таблицы, на которых вычисляли, какого числа будет Пасха, все праздники и посты, передвигающиеся вместе с днем Пасхи. В свободных клетках этих таблиц, или на широких полях монахи часто записывали какое-нибудь краткое историческое сведение, отмечавшее этот год, — или замечание о погоде этого года, или какое-нибудь необыкновенное явление. Например: "князь Василий Костромской умре", или "талая зима", "погиблое (дождливое) лето"; иногда, если ничего особенного в этом году не случилось, было написано: "тишина бысть", т. е. не было войны, ни пожара, ни других бедствий, — или: "ничесоже не бысть". Иногда вместо таких кратких заметок были вставлены целые рассказы, особенно интересные потому, что были написаны современниками или даже очевидцами события. Так, мало-помалу, составлялись исто|рические хроники, — летопис

К ХІ-му веку относится замечательное произведение нашей древней литературы — "Хождение игумена Даниила в Святую землю". Странничество по святым местам в те времена было сильно (развито, предки наши очень любили рассказы странников, описания их путешествий. "Хождение" игумена Даниила, т. е. описание его путешествия в Иерусалим, было, повидимому, очень популярно, так как дошло до нас в большом количестве списков. В некоторых списках оно называется "Паломником Даниила мниха"; паломниками называли странников, ходивших в Святую землю и приносивших с собой на память пальмовые ветки, с которыми они стояли в церкви в день праздника Входа Господня в Иерусалим. Отсюда слово "паломник" (пальма — паломник). В других списках "Хождение" называется "Житием" игумена Даниила, которого некоторые люди считали святым.

Вскоре после появления на Руси письменности началась и самостоятельная наша литература, сперва — чисто духовная, церковная, потом и светская. Первыми произведениями русской литературы были поучения, проповеди, жития и летописи. Из наших древних проповедников самыми известными были Лука Жидята (или Жирята), преп. Феодосии Печерский, митрополит Илларион и св. Кирилл Туровский. Из них первые три относятся к ХІ-му веку; св. Кирилл Туровский был известнейшим проповедником ХІ-го века.

Письменность на Руси появилась вместе с христианством, в самом конце Х-го века. Когда при св. кн. Владимире Русь приняла крещение (988 г.), греческое духовенство привезло в Киев книги Священного Писания (Евангелие, Апостол, Псалтирь и другие) и богослужебные книги на славянском языке. Переведены они были на славянский с греческого в половине 1Х-го века святыми братьями Кириллом и Мефодием, которых поэтому и зовут первоучителями славянскими.

Есть несколько духовных стихов о Страшном Суде. Вопросы будущего и прошедшего земли, т. е. — сотворения и конца мира, всегда интересовали русский народ. Особенно сказывается этот интерес, эта народная философия, в замечательном стихе о Голубиной книге; надо отметить, что философия русского народа всегда отличается мистическим, религиозным характером.

Стих о Лазаре. Один из любимых стихов нищих-странников это — стих о Лазаре, или о двух Лазарях. В этом стихе с разными вариантами рассказывается евангельская притча о богатом и Лазаре; в одном варианте говорится, что богач и нищий были братья, и обоих называют Лазарями. Понятно, что нищие-странники особенно любят притчу, в которой говорится о таком же, как они, нищем, попавшем в Царство Небесное. Нищие ;в России так часто пели этот стих о Лазаре, пели его на заунывный, жалобный напев, что в русском языке появилось выражение "петь Лазаря",, что обозначает: постоянно жаловаться на свою судьбу.

Былины слагались и пелись чаще всего дружинниками князей, они относятся главным образом к периоду Киевской Руси. Исторические песни слагались в народе на протяжении всей исторической жизни России. Апокрифы и духовные стихи складывались и пелись в очень определенной среде, близкой к духовной жизни, странниками, часто слепцами, ходившими по святым местам. Странничество было очень развито на Руси и почиталось, как святой подвиг. В старину странников-слепцов звали "каликами перехожими". Слово "калика" объясняют двояко: или оно происходит от русского слова "калека", или — от латинского "калига", обозначавшего особую обувь, которую носили странники. Вот в этой среде странников-калик и складывались апокрифы и духовные стихи.

Исторические песни "О Щелкане Дудентьевиче", "О Михаиле Козаринове", "О взятии Казани" . Исторические песни немного отличаются от былин. Правда, некоторые богатыри напоминают разных исторических героев, но в былинах все фантастично-сверхъестественно. В исторических же песнях воспеваются исторические события и лица, часто преувеличенные народной фантазией; но сказочного, сверхъестественного в исторических песнях нет.

Второй новгородский богатырь — Василий Буслаев. Он известен только своей силой, буйством и разгулом. Это — несимпатичный богатырь. В детстве мать отдала его учиться грамоте; он легко научился "пером писать", читать и петь в церкви. Но наука не пошла ему на пользу, т. к., он еще смолоду стал проявлять свой буйный, неистовый нрав и сдружился с дурными людьми,

Различие новгородских и киевских богатырей. Новгородские былины сильно отличаются от киевских по содержанию и по характеру своих героев. Киевские богатыри совершают подвиги, стерегут границы родной земли, защищают ее от степных врагов, они — воины-богатыри. Новгород — далек от степи; татары и другие кочевники никогда не добирались до его пределов. Это, главным образом, — торговый город, сильный и гордый своим богатством, величающий себя: "Господин Великий Новгород". Новгородские богатыри не защищают родной земли, не совершают никаких подвигов. Своеобразная жизнь "Господина Великого Новгорода" отражается в былинах.

Соловей Будимирович. Заезжий богатырь Соловей Будимирович приезжает в Киев из "славного города Леденца" — так, вероятно, в былинах называют Венецию. Былина начинается поэтичной и красивой картиной простора:

К циклу Киевских богатырей можно отнести еще несколько былин о заезжих богатырях, приезжавших гостить ко двору ласкового князя Владимира из далеких стран. По времени нужно отнести эти былины к самому расцвету киевской Руси. к периоду до последней былины "о том, как перевелись витязи на святой Руси". В былине о Чуриле Пленковиче рассказывается, что к князю Владимиру пришли его охотники и рыбаки жаловаться на то, что какие-то чужие дружинники избили их, княжеских слуг, и без разрешения охотятся в княжеских лесах, ловят рыбу в княжеских водах. Дружинники эти — слуги заезжего богатыря, Чурилы Пленковича. Князь едет со своей дружиной, боярами и богатырями в поместье заезжего богатыря объясняться с ним. Но, приехав во владения Чурилы Пленковича, князь застает дома только старого Пленко, отца Чурилы, который с радушием и почетом встречает Владимира. Князь дивится красоте и богатству терема Чурилы:

Первое знакомство рисует его несимпатичными чертами: он обманывает мать и жену Добрыни для того, чтобы жениться на жене своего названного брата. Он завистливый и жадный, по словам Добрыни Никитича: «У Алеши глаза завидущие, Руки — загребущие». Но, вместе с тем, в былинах Алеше часто дают эпитеты: "смелый, удалой". В одной былине говорится, что "Алешина молитва до Бога доходна": он богомольный; недаром он сын Ростовского протопопа.

Второй Киевский богатырь — Добрыня Никитич. Илья Муромец — крестьянин, Добрыня Никитич — из высшего сословия, занимает придворные и посольские должности. «По три года Добрынюшка столовничал (служил у стола князя), По три года — пословничал». Добрыня в своих манерах как-бы изящнее, изысканнее Ильи: на заставе богатырской Илья смотрит вдаль в свой богатырский кулак, а Добрыня Никитич вытаскивает из кармана серебряную трубочку и смотрит в нее.

Второй и самый главный цикл — былины о Киевских или младших богатырях. Эти богатыри собираются в Киеве вокруг князя Владимира, послужить ему кладут душу свою за веру и родину.

"Сказка — складка, песня — быль", быль, т. е. бывшее, случившееся на самом деле. Вот откуда происходит слово — былина. Былинами называются песни, в которых рассказываются и восхваляются подвиги любимых народных героев — богатырей. Эти богатыри — люди, одаренные сверхъестественной силой, совершающие сверхъестественные чудесные подвиги. Несмотря на слова "песня — быль", не надо думать, что все, что говорится в былинах, — правда. Наоборот, — много в былинах сказочного, чудесного. В былинах есть некоторые исторические черты, и некоторые богатыри напоминают действительно существовавших людей, но все же самые эти богатыри, герои былин, созданы народной фантазией, воплотившей в них свои идеалы. Надо думать, что авторами былин были прежде всего дружинники князей, певцы, сочинявшие и певшие эти былины для князей. Позднее былины пелись специальными "гуслярами", "сказителями", часто слепцами,, которые "сказывали", нараспев пели былины, аккомпаниру

Каждый народ имеет свои сказки, в которых выражается народный национальный дух, характер, а также — особый характер страны и природы. Так, например, в наших русских сказках большую роль играют мо-роз, снег, чего в сказках других, более южных стран мы не видим. В западноевропейских сказках появляются феи, эльфы, гномы, а в наших русских — баба-Яга, костяная нога, Кощей бессмертный, избушка на курьих ножках, русалки, живая и мертвая вода, молочная речка — кисельные берега и т. д. Все это создает чисто-русскую сказочную атмосферу.

Каждый народ имеет свои пословицы и поговорки. Пословица это — изречение народной мудрости, в которой образно и символически высказывается или совет, как надо поступать в жизни: "Тише едешь, дальше будешь", "Семь раз примерь, один отрежь", "Куй железо, пока горячо"; или — предостережение, как не надо поступать: "Поспешишь, людей насмешишь", "Упустишь огонь, не потушишь", "Слово — не воробей: выпустишь, не поймаешь"; или — полное глубины и морали наблюдение: "Не все то золото, что блестит", "Сто друзей, лучше ста рублей", "Не красна изба углами, а красна пирогами".

Литературой называется все то, что сочинил и написал какой-нибудь народ. Изучая русскую литературу, мы изучаем все, что сочинили и написали русские люди, русский народ. В древние времена, когда еще не было письменности, т. е., когда русские люди еще не имели азбуки, не умели читать и писать, они все-таки уже многое сочиняли; так, например, они сочиняли и пели песни, выдумывали и рассказывали сказки, былины, складывали пословицы, поговорки. Эти песни, сказки,, былины передавались от отцов детям, из поколения в поколение, из одного места обширной Руси в другое. Новые рассказчики и исполнители часто прибавляли свое, выкидывали то, что им не нравилось; вот почему бывают варианты песен, былин, — похожие, но не совсем так же рассказанные сказки. Отдельных авторов у народной литературы нет, автором ее является весь русский народ.

Урок информатики в 10 классе по теме «математические операции и функции языка Паскаль». Тип урока комбинированный. На уроке ставились такие цели: помочь учащимся получить представление о представлении математических операций и функций в языке Паскаль, научить выполнять простое форматирование документов; воспитание информационной культуры учащихся, внимательности, аккуратности, дисциплинированности, усидчивости; развитие познавательных интересов, самоконтроля, алгоритмического мышления

Урок информатики был проведен в 10 классе. Тема урока - «Введение в среду Windows». Тип урока комбинированный. На уроке ставились такие цели: помочь учащимся получить базовое представление об операционной системе Windows; воспитание информационной культуры учащихся, внимательности, аккуратности, дисциплинированности, усидчивости; развитие познавательных интересов, самоконтроля, алгоритмического мышления

Урок информатики был проведен в 10 классе. Тема урока - «математические операции и функции языка Паскаль». Тип урока комбинированный. На уроке ставились такие цели: помочь учащимся получить представление о представлении математических операций и функций в языке Паскаль; воспитание информационной культуры учащихся, внимательности, аккуратности, дисциплинированности, усидчивости; развитие познавательных интересов, самоконтроля, алгоритмического мышления. Урок был организован на высоком уровне. Ученики и учитель были подготовлены к началу урока, были соблюдены правила поведения в компьютерном классе и техника безопасности. В конечном итоге работы, цели поставленные перед учителем были достигнуты.

План. I «Писатель будущего». II Иван Флягин - «чернозёмный Телемак». 1. деятельный мирный характер Ивана Флягина. А) неуёмная сила духа; Б) богатырское озорство; В) неистребимая жизненная мощь; Г) широта души; 2. необыкновенная жизнь. III Пафос высокой нравственности. Рабочие материалы Трагическая судьба человека, который не может найти применения, предстаёт перед нами в повести «Очарованный странник». «Очарованный странник»- это тип «русского скитальца» (говоря словами Достоевского) конечно, Флягин не имеет ничего общего с дворянскими «лишними людьми» - Алеко, Онегиным,- которых имел в виду Достоевский. Но от тоже ищет и не может обрести себя. Ему не надо смиряться и желать трудиться на родной ниве. Он и того смирён своим мужицким званием перед необходимостью трудиться. Но покоя ему нет. В жизни он не участник, а только странник. Похождения «странника» удивительны и сказочно не менее, чем история Левши. События, преследующие героя, стягиваются в такой фабульный узел, что даже у самого

Урок был проведен на профессиональном уровне, вызвал неподдельный интерес у учащихся и был построен в форме диалога между учителем и школьниками. Для того, чтобы воссоздать дух того времени, были использованы различные средства. Среди них можно упомянуть портрет А. С. Пушкина , стеллаж с литературой писателя, картины Оренбургских степей, классическая музыка, тем самым осуществлялось взаимодействие разных видов искусств. Учитель делал ссылки на то, что Пушкин внес огромный вклад не только в развитие русской литературы, но и мировой литературы в целом. Произведение развивает дух патриотизма у учащихся, дух свободы, моральные ценности: честность, доблесть, самоотверженность. Проводился анализ текста, который был направлен на развитие отношений между героями. С целью формирования навыков выразительного чтения, дети читали отрывки из текста. На уроке использовались как репродуктивные, проблемные, так и творческие вопросы. Урок в какой-то мере носил творческий характер, хотя был скорее пробл

Среди громов, среди огней, Среди клокочущих страстей, В стихийном пламенном раздоре, Она с небес слетает к нам- Небесная, к земным сынам, С лазурной ясностью во взоре- И на бунтующее море Льёт примирительный елей. Ф. И.Тютчев, «поэзия» Рабочие материалы.

План . I приём антитезы - главный принцип композиции романа «война и мир» Л. Н.Толстого. II Наполеон и Кутузов – герои, составляющие полюса романа. Наполеон – олицетворение всего самого дурного в людях: А) портрет; Б) поведение; В) речь; Г) Авторская характеристика; Герои тяготеющие к полюсу Наполеона: А) Элен и Анатоль Курагины. Б) Берг; В) Вера; Кутузов - Олицетворение простоты, добра и правды: А) портрет; Б) поведение; В) речь; Герои, тяготеющие к полюсу Кутузова: А) Князь Андрей; Б) Пьер Безухов; В) Наташа Ростова; III Испытание героев с точки зрения закона «непрерывного движения личности во времени» Вариант 2 Приём антитезы в одном из произведений русской литературы 2-й половины XIX века. ( по произведению Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание»). - я ведь только вошь убил, Соня! - это человек - то вошь? (из разговора Сони с Раскольниковым) План. I антитеза основное идейно - композиционный принцип романа «Преступление и наказание» II функции антитезы. 1. Приём антитезы при

План. I Раскрыть тайну бога и человека. II «Корчи совести» 1. Тема большого города, враждебного человеку. 2. Тема детей. 3. Тема преступления. 4. Тема наказания. 5. Тема безбожия. 6. Тема веры в Христа. 7. Тема эгоизма и альтруизма. 8. Тема самообмана. 9. Тема Наполеона. 10. Тема судьбы человечества. III «Найди в человеке человека. Вариант вступления. Для Ф. М. Достоевского писатель и поэт – это воплощение высшего начала, участник перестройки и создания мира. Раскрыть тайну Бога и человека – вот жизненное кредо великого писателя. Роман «Преступление и наказание» - органичный художественный сплав мучительных и мужественных размышлений о себе, о своём народе и судьбах человечества. Вариант 2 План. I «корчи совести» II самообман – убийство - самоубийство - путь разума без сердца. 1. Тема детей. 2. тема Самообмана и обмана. 3. Тема эгоизма и самопожертвований. 4. тема преступления и наказания. 5. Тема веры и безбожия. 6. Тема истинного и мнимого покаяния. 7. Тема милосердия и жестокости.

1) Лексикология как раздел языкознания. Общая и частная лексикология. 2) Типы омонимов. 3) Расскажите о префиксально-суффиксальном способе словообразования. 4) Что такое общенародная лексика? 5) Как называются устойчивые, традиционно повторяющиеся сочетания слов? Каким сочетаниям они противостоят? 6) Принцип построения идеографических словарей. 7) Поясните необходимость создания универсальных словарей. Билет № 2 1) Вклад А. А. Потебни в развитие русской лексикологии. 8) Сущность «теории лингвистической относительности». 9) Корень в словообразовании. 10) Приведите примеры слов, ставших из профессионализмов общенародными в силу широкого распространения специальных предметов и понятий, ими обозначаемых. 11) Расскажите о фразеологических выражениях второго типа. 12) Периоды развития формы в истории практической лексикологии. 13) Поясните необходимость создания словарей языка писателей. Билет № 3 1) Что означает понятие грамматического значения данного слова или его отдельной формы? 14) Си

Мур был лично знаком с Тургеневым, необычайно дорожил памятью об этом знакомстве, испытал сильное влияние его «изумительного мастерства», восторженно отзывался о нем как о творческой индивидуальности. Два русских писателя-классика вызывали особый интерес Джорджа Мура — Тургенев и Толстой. Мур предпочел первого второму. Не было, конечно, единой меры, масштаба достоинств и значения литературного искусства. Джордж Мур вспоминал свой символический разговор с Уильямом Хенли, прежним другом и соавтором Стивенсона. «Толстой, — утверждал тогда Хенли, — может носить Тургенева на цепочке от часов».

Джордж Мур полагал, что литература вообще забыла о некоторых своих исконных свойствах: пренебрегла, например, традицией, преимуществами устного рассказа («романы когда-то рассказывались»). Стремясь в самом деле рассказывать свои произведения и запечатлеть на бумаге особенности такого повествования, Мур надеялся тем самым избавиться от уже бездействующих признаков обычной прозы (вмешательство автора, переходы от описания к диалогу). Он вообще ставил своей целью создать «искусство более утонченное, чем обычный реализм». Диккенса он считал великим, но бесповоротно пройденным этапом, Томаса Гарди Мур, подобно Генри Джеймсу, иронически третировал, утверждая, что ему «не хватает стиля». Томаса Гарди упрекали и в наивности, и в сентиментализме, в аляповатости и бесстильности. Однако, в свою очередь, если быть объективным, вряд ли кто мог бы создателя «Тэсс» и «Джуда» назвать «безжизненным». Причем, жизненность всего, что написано Гарди, отличается от «насыщения литературы жизнью», которое в с

«Исповедь молодого человека» не единственная автобиографическая книга Мура — он охотно и много писал в этом жанре. И все же лучшая его автобиографическая книга — «Исповедь молодого человека». Она самая живая из всех его книг подобного жанра. В ней личность Мура, оказавшего влияние на многих писателей XX века, раскрылась многосторонне и непосредственно. По «Исповеди» трудно восстановить канву жизни ее автора, ее хронологию, основные этапы, ее «фабулу». Беглый рассказ о «событиях» Мур прерывает «впечатлениями», «заметками на полях», суждениями о прочитанных книгах, краткими характеристиками художников и писателей. В «Исповеди» мелькают годы, проведенные Муром в Париже, она же пестрит воспоминаниями о его жизни на родине и в Лондоне. «В моей лихорадочной фантазии я видел новую расу писателей, которая возникнет и посредством романа доведет до более величественного и правильного завершения труд, начатый пророками; с каждым моментом развития теории нового искусства и ее универсального примен

В «Современном любовнике» Джордж Мур взял за образец для подражания Бальзака. Моделью для героя ему послужил изображенный Бальзаком тип преуспевающей бездарности. Льюис Сеймур, герой романа «Современный любовник», не даровит и лишен творческого и нравственного стержня. Зато он напорист и хваток, и если ему не дано стать художником по призванию, он готов удовлетвориться ролью художника по положению. Он добивается своей цели — признания и материального благополучия, используя любовь богатой женщины. Таков, утверждает Мур, «современный любовник» и в то же время современный художник — заметный тип художника новейшего времени, художника по положению.

Джордж Мур — явление принципиальное, типичнейший и крупный писатель рубежа веков со всеми достоинствами и слабостями — как субъективными, так и не зависящими от его сил. Соотношение биографии и творчества, этапы биографии, «годы учения и странствий», отношение к традиции, к современникам, наконец, размеры дарования и уровень достижений — все характерно.

В стихах Гарди также слышна подчас дробь барабанов и выдержан походный ритм, однако звучит все это с иронией или трагически. У Гарди два цикла, проникнутых ненавистью к войне: «Военные стихи» из сборника «Стихи прошлого и настоящего» и «Стихи о войне и патриотизме», включенные в «Минуты озарений». Гарди судит о войне как демократ. Он держится точки зрения рядового солдата. «Кого он убил?» — спрашивает Гарди в одном из стихотворений и за пехотинца отвечает: Когда бы встретил я Такого паренька, Мы б сели рядом, как друзья, За столик кабачка. Окидывая взглядом страну в то время, когда продолжается «сокрушение народов», Гарди видит скорбь, запустение. Жизнь движется столь же уныло, как понуро, в полудремоте плетется кляча по пашне. Но движение это неумолчно, в конечном счете им все преодолевается. «Да, я закончил свое произведение нотой надежды», — писал Гарди после завершения «Династов».

По-иному звучат традиционные мотивы его творчества, переосмысливаются излюбленные темы и ситуации. С нескрываемым удовольствием, с внутренним трепетом, юношеской восторженностью описывает Гарди народные обычаи, обряды, празднества, массовые увеселения. Не одно только безотчетное увлечение стариной сказывается в этом его откровенно выражаемом интересе. В народном празднестве видится ему дух общности, желанного единения, когда вольно и равноправно дышит грудь и в самозабвенной общей радости изливают себя чувства. Изображение празднеств, праздничных обычаев и обрядов, по большей части сильно и не внешне воздействует на сюжет, композицию и жанр его романов. Первый роман цикла завершается таким вот массовым увеселением, когда радостные клики сливаются в дружный хор под символическим «деревом зеленым».

Надо представить общественную атмосферу и особенность литературного развития в Англии 90-х годов, чтобы отдать должное силе и характеру демократического протеста, который несет с собой этот герой Гарди и его роман «Джуд Незаметный». В противоположность шовинистической проповеди литераторов империалистической реакции, их призывам к стоической дисциплине и жертвенности, в противоположность эстетам, как раз в 90-е годы нашедшим общую платформу и объединившимся вокруг декадентских журналов «Желтая книга» и «Савой», романы Гарди этого времени — «Тэсс», тем более «Джуд» — проникнуты необычным пафосом социального обличения, далеко идущей демократической критикой буржуазной идеологии, культуры, цивилизации, утверждают высокие нравственные и эстетические принципы.

В английской литературе 90-х годов, когда Гарди работал над «Джудом» и когда (в 1895 г.) этот роман появился в печати, обсуждение вопросов искусства, быта и социальной жизни под знаком эстетических понятий и теорий приняло широкое распространение и необычную остроту.

Тэсс — поэтическое воплощение этической гармонии, определившейся в патриархально-идиллической среде. Джуд — гармонии эстетической, оживленной вдохновенным стремлением к знанию и самоотверженному творческому труду. В отличие от Тэсс, Джуд ставит себе жизненную цель и свои усилия, осмысленные и энергичные, направляет к ее достижению. В романе «В краю лесов» Гарди распрощался с «последним йоменом», последним своим собственно патриархальным героем, в «Тэсс из рода д'Эрбервиллей»— с крестьянской темой. Сцены сельской жизни, жанровые и бытовые, возникают и в «Джуде», но они немногочисленны и составляют скорее фон, выразительный и многозначительный, все же фон или, за редким исключением, дополнение к основным сюжетным сценам. В противоположность Клайму Ибрайту и Тэсс, Джуд вовсе не чувствует привязанности к деревне, напротив, он рвется в город. Но мотивы его стремлений и сами стремления совсем не те, какими руководствовалась Юстасия Вэй. Джуд тяготится жизнью деревушки Мэригрин, в которой

В романе «Тэсс из рода д'Эрбервиллей» Гарди говорит о современной ему сельской Англии. Он приступает к этой книге в конце 80-х годов (в июле 1889 г.) и действие относит ко второй их половине, точнее — 1884—1889 годам. 80-е годы были свидетелями резких сдвигов: усиливалось недовольство и возмущение широких масс города и деревни, активно распространялись социалистические идеи. Острота момента и близость писателя к народу отразились в той страстности и убедительности, с какой он говорит о трагедии простого человека, как о типическом явлении, в резком столкновении добра и зла, в мятежном духе его гуманной книги. В горячем протесте, поднимающемся в безропотной Тэсс, в ее порыве к отмщению за поруганное достоинство и раздавленную жизнь сказывается напряженность не только личного, но и большого социального конфликта. Однако порыв героини стихиен и слеп. В книге нет и намека на знаменательные для 80-х годов факты коллективной и организованной борьбы.

В «романах характеров и среды», особенно в «Тэсс» и «Джуде», получили отражение типические проблемы литературного развития переходной эпохи, первых ее десятилетий. Переоценка ценностей, постановка и обсуждение «проклятых вопросов» социальной жизни, нарастание интереса к человеку, его внутреннему миру, к нравственной и эстетической сферам сознания, ощущение кризиса традиционных средств изобразительности, искание новых путей и средств. Всем своим творчеством Гарди многое подсказал новейшей английской прозе и поэзии. «Романы характеров и среды» — национально-самобытное, яркое и последовательно развернутое свидетельство демократизации английской литературы в последнюю треть XIX века, когда этот процесс усиливается, идет вширь и вглубь, составляя примету времени, захватывая творчество многих писателей, представителей разных поколений и позиций.

Литературная манера Гарди — строение сюжета и характеров, стиль авторской речи, ее соединение с речью персонажей могут показаться — и многим критикам кажутся — не только неподвижно-традиционными, но и старомодными на фоне современной ему прозы, особенно таких образцов, как романы Джорджа Мередита, Самюэла Батлера, тем более Генри Джеймса. Под их пером формировались новые способы и приемы психологического анализа, новые формы литературного воспроизведения, видоизменявшие структуру романа. В этой практике преобразования и эксперимента, осмысленной и теоретически оснащенной, Гарди не участвовал. Он шел своим путем, решая иные идейноэстетические задачи. Его интересу к народной жизни и коллективным ее формам отвечала эпическая широта и основательность жанра романа. Гарди хотелось дать развернутое изображение жизни народа, подчеркнуть духовное и нравственное его единство, возвышенные и героические его побуждения и действия. Ему не давался этот замысел. Тому были и объективные причины.

В характере Хенчарда заключена известная степень величия, залог успеха и главная причина его несчастий. «Характер — это судьба», — цитирует Гарди афоризм Новалиса. Он, имея в виду Хенчарда, мог бы сказать: «Характер — это беда». Характер Хенчарда — нечто крепко и давно сделанное. Батрак Майкл Хенчард личным достоинством, прямотой, монументальностью фигуры походит на смелых и гордых простолюдинов, которых выводили на сцену Шекспир и его современники. В том и заключена беда мэра Кэстербриджа, что он, заданный таким «от природы», не способен даже ради собственного блага измениться. Быт, среда, старый сельский уклад, сформировавший Хенчарда, полупатриархальный Кэстербридж, поставивший его градоначальником, сообщили его натуре ту прочность и простую прямолинейность нрава, которая им была свойственна. Приходит, однако, необходимость перемен. Кэстербридж пока все тот же.

В известном смысле это самый совершенный из трагических характеров, созданных писателем: коллизия воплощается в нем с простотой и монументальностью, родственной шекспировской трагедии. Может быть, он выписан недостаточно тонко, но этой внушительной фигуре не откажешь в глубине, многогранности, жизненной достоверности. К ней надо приглядеться, тогда, вероятнее всего, впечатление будет сильным и станет понятнее, чем значительна эта книга и почему она привлекает современного читателя. Надо следить не только за внешними перипетиями жизни, но и за внутренним развитием героя. Его характер динамичен, в духовном состоянии происходят резкие перемены.

Повесть о Юстасии Вэй окрашена в местный колорит и проникнута раздумьями и печалями своего времени. Недолгая история ее жизни переплетается с другими драматическими историями, с изломанными судьбами молодых людей — Клайма Ибрайта и Уайльдива. Гарди внимательно присматривался к брожению молодых сил, разбуженных социальным прогрессом и поднявшихся над стандартным уровнем. Его волновала судьба поколения, формирующегося в условиях резких социальных сдвигов, смены общественных идей и краха либеральных представлений. Как это обычно для него после неудачного опыта с романом «Бедняк и леди», он устраняется от политической темы и злобы дня. Но тревога времени и брожение умов дают о себе знать в изображаемых им житейских и психологических конфликтах, в романтических символах, аллегориях и других иносказаниях.

Это существенным образом сказывается на структуре и характере прозаических жанров. У Гарди заметна сосредоточенность на драматических переживаниях личности, молодого человека из народа, на душевных и духовных конфликтах трагического свойства, обусловленных социальными условиями жизни в переходное время. Молодая девушка Юстасия Вэй бросает вызов многовековому житейскому укладу. Порываясь из патриархальной глухомани к большому миру, к цивилизации, она гибнет. «Такой уж у меня характер», — говорит она, объясняя причины своей печали и как бы предсказывая трагический исход событий. Юстасия Вэй не желает мириться с убогим, растительным существованием, предопределенным самовластием природы и рутиной отсталого социального быта. Она оживлена потребностью ярких, не монотонных переживаний. Ее тянет к себе цивилизованный быт, его волнения и страсти, жизнь, одушевленная поэзией и музыкой. Влечение ее настоятельно, оно сообщает определенность ее характеру, усиливает и чисто женское обаяние, придавая

В романе «Возвращение на родину», как и во всех «романах характеров и среды», патриархальная сельская среда и капиталистический город предстают как контрастные и враждебные начала. Сквозь человеческие судьбы проступают социальные процессы, а события нередко развертываются на величественном «фоне» и с ним соотносятся. Эгдонская вересковая степь, точнее сказать, Эгдонская пустошь, где происходит действие романа,— «от века нетронутая земля», изначальное: Природа и Вечность. Д.-Г. Лоуренс в «Этюде», большом исследовании, посвященном Томасу Гарди, отмечал эту важную особенность его романов — события в них происходят на величественном фоне, это «придает им особое очарование». Клайм Ибрайт покидает Париж не из чувства неприятия цивилизации, в меру своих сил и возможностей он приобщился к достижениям цивилизованной мысли, духовной и материальной культуры, должным образом оценил и воспринял их.

Когда в 1878 году Томас Гарди выпустил роман «Возвращение на родину» (в буквальном переводе «возвращение аборигена»), он дал этой теме наименование, непосредственно выразил ее в классическом сюжете: возвращение в родной край, к родным пенатам. Для своего времени он положил начало и дал толчок: вслед за ним, не без его влияния, многие писатели обратились к той же теме в различных ее вариантах. Можно, к примеру, вспомнить романы «Белый павлин», «Сыновья и любовники», «Радуга», Томаса Вулфа «Оглянись на отчий дом, ангел», «Домой возврата нет», «Шотландскую трилогию» Льюиса Грессика Гиббона. В том же 1878 году появилась книга Роберта Луиса Стивенсона — очерки «Путешествие внутрь страны», первая заметная его книга, проникнутая отчетливо выраженным мотивом: «Спуститься с перины цивилизации и почувствовать под ногами земную твердь».

Для Гарди сельская, точнее сказать, крестьянская тема — главная и основная в его творчестве, нечто очень личное, как бы часть его собственной жизни. С этой темой Гарди удалось связать проблемы национальной истории и народной жизни. Крушение в деревне мелкобуржуазных патриархальных устоев и последний его эпизод — превращение оседлых батраков и коренных крестьян-арендаторов в батраков бродячих — для него не отвлеченная социологическая формула, за ней он видит борьбу интересов, горение страстей, изломанные человеческие судьбы, страдания обездоленных, кровь и слезы из века в век по пути прогресса. Для него вместе с тем это широкая проблема коренной смены условий жизни, социальная и философская, смены, которая влечет за собой неожиданные последствия, непредугаданные нравственные и психологические конфликты, не одни приобретения, но и утраты. Его волнует в этом движении судьба народа, положение трудового человека и вместе с тем судьба человечности. Поэтому, отражая настроения сельских тружен

В «Отчаянных средствах», романе сенсационном, отчетливо проступают признаки романа детективного. Тайна обнаруживается здесь не благодаря случаю или стечению обстоятельств, но путем розыска, изобретательной работы аналитической мысли, а в раскрытии преступления участвует сыщик, хотя это еще эпизодическое лицо и сюжетная его роль малозначительна. Однако и в этом романе, используя приемы сенсационного и детективного жанра, Гарди ориентируется на социальную трактовку темы и реалистическую традицию. От романиста «требуется нечто большее, чем подчинение простым фактам действительности», — эти слова Вальтера Скотта, «поставленные Гарди в эпиграфе, объявляют о намеченной им или намечаемой линии. В «Отчаянных средствах» заметны и давление обстоятельств, и неопытность пера. Впрочем, слабости романа не крикливы и не назойливы, — это именно слабости, а не пороки, — и своей наивной беззащитностью способны смягчить критическую укоризну. Роман интересен сам по себе, но еще более как объявленное начал