Бесплатные школьные сочинения

«Петербург» — замечательное произведение Белого, выражающее глубочайшие органические пласты его художественного сознания, апогей его творчества, роман, воспроизводящий острый, вполне реальный кризис правящих и интеллигентско-элитарных кругов предреволюционной России. Но поскольку каждое явление искусства, независимо от его широты, богатства, масштаба, в чем-то неизбежно ограничено, читатели «Петербурга» и сам автор имели основание отмечать в этом романе не только его своеобразие и глубину, но и то, чего в нем не было, или то, что они хотели видеть в искусстве, чтобы восстановить истинную полноту мира искусства и жизни, как они ее понимали. Из всех видов «ограниченности», сказавшейся в «Петербурге», особенно печалила Белого, его критиков и читателей мрачность этого произведения, сгущенная темнота явленной в нем действительности, то есть недостаточное развитие того, что могло бы противостоять этому. Не случайно, как уже говорилось, Белый задумывал новый роман — «Невидимый Град», который

Неотъемлемой частью художественного процесса второй половины XX века стало возвращенное народу творчество писателей, либо в свое время сбившихся на крутых поворотах истории с правильного пути, оказавшихся в стороне от своего народа, разошедшихся с ним, либо по другим причинам отсутствовавших в его духовной атмосфере. Возвращение их не проходило гладко, сопровождалось порой острейшими спорами, о чем свидетельствуют, например, вызвавшая ожесточенную и длительную дискуссию статья В. Архипова об уроках Бабеля или выступление П. Выходцева февраля 1969 года на страницах «Правды» по поводу издания в серии «Библиотека поэта» стихотворений и поэм А. Белого, О. Мандельштама, М. Цветаевой и других. С неослабевающей интенсивностью работа по возвращению в духовную жизнь народа искусственно устраненных из литературного процесса или несправедливо забытых писателей продолжалась и на протяжении всех 60-х годов. Читатель получил как рассказы, повести, очерки, поэмы, не переиздававшиеся со второй половин

В интересной статье «Достижения и тенденции развития русской литературы 60-х годов в интернациональном аспекте» немецкий профессор Вилли Байтц на первое место выдвинул два фактора, определяющих роль нашей литературы этого периода в интернациональном масштабе. Главное явление русской литературы этого периода, имеющее «преимущественно-интернациональное значение», немецкий ученый определил как «реализм (конечно, в смысле реализма социалистического) возмужалого исторического оптимизма и зрелого исторического опыта». «Этот реализм писал он, нашел свое программное воплощение н некоторых произведениях классиков русской литературы появившихся на рубеже нового этапа и тем самым в существенных чертах предопределивших дальнейшее развитие определенных литературных тенденций. Имеются в вицу такие произведения, как «Судьба человека», вторая книга романа «Поднятая целина» М. Шолохова, роман «Русский лес» Л. Леонова, поэма А. Твардовского «За далью — даль» В этих, а затем в ряде других произведении вы

Хотя как писатель Сергей Павлович Залыгин начался не с повести «На Иртыше» и даже не с очерков «Весной 1954 года», а с «Северных рассказов», публиковавшихся и 1944—1947 годах в «Омском альманахе» и «Сибирских огнях», мы остановимся здесь лишь на самых крупных его произведениях «Тропы Алтая» (1962), «На Иртыше» (1964), «Соленая Падь» (1987), «Комиссия» (1975). На наш взгляд, в этих повестях и романах, посвященных человеку, связанному с землей, с природой, развернулся по-настоящему художественный талант автора; они выдвинули Сергея Залыгина в первый ряд русских писателей, а роман «Южноамериканский вариант» (1973) продемонстрировал широту творческих возможностей автора. «Это действительно большой писатель,— восхищался критик 10. Андреев после появления только что названного произведения,— из-под его пера выходят живые люди с кипучей кровью, их страсти задевают и волнуют нас, проблемы, которые стоят перед ними, — это и наши проблемы, и характерно— писатель все время в поисках, в движении,

Современная социолингвистика оперирует понятиями языковая ситуация, общественный статус языка, функционирование (функции) украинского языка, социальные диалекты, выбор языка общения и др. Постепенно научная дисциплина формирует терминологический аппарат, в котором термины не отягощены эмоционально-экспрессивной коннотацией. Однако в термине социальная престижность языка аксиологический, оценочный компонент имеется, поскольку сама семантика слова престижность содержит сему «оценка». Заметим, что о социальной престижности относительно украинского языка как языка до недавнего времени негосударственной наций, наверное, говорить должны с определенными предостережениями. Для объективной оценки социальной престижности украинского языка, необходимо было бы ответить на вопрос: какие социальные группы, прослойки пользуются украинским языком, какое отношение к языку, провозглашенному государственным, в общеобразовательной, высшей, специальной профессиональной школе, в среде государственных служащ

Все названные произведения Сергея Залыгина продиктованы чувствами и убеждениями, так выраженными им самим в 1969 году: «Тема деревни — нечто более закономерное для меня (нежели тема городской жизни), у меня есть ощущение обязательности по отношению к ней. Я получил сельскохозяйственное образование, изучал производственную сторону деревенской жизни... Дальше: я чувствую корни своей нации именно там — в деревне, в пашне, в хлебе самом насущном.

Из многочисленных книг, направленных против допускавшихся в годы «культа личности» извращений представления о новом человеке, заметно выделялся роман Петра Проскурина «Горькие травы» (1984). Писатель показал, что процесс «восстановления» нашего человека в его подлинных правах проходил очень непросто. Люди, когда-то уверовавшие в теорию человека-«винтика», человека-«исполнителя», нелегко отказывались от своих убеждений. Еще меньше способны они были понять, что их «установки» ведут не к великой цели, а лишь к тому, что «люди из творцов и хозяев становятся обывателями и пассивными исполнителями».

Язык не только уникальное средство устного, письменного и электронного общения, но и носитель всех знаний, прежде всего исторических, которые являются компонентом каждой науки. Он - основа интеграции наук, развертывание междисциплинарных исследований, в том числе и украиноведческих. Язык является продуктом естественно-исторического развития человечества, приоритетным признаком этноса, нации, их хранителем. В языке аккумулируются история, культура и духовность нации, ее ментальность, общественное сознание, традиции, обычаи, моральные ценности.

В разное время, в разные эпохи, как и землю, народ этот тоже называли по-разному: полянинами, русами, русичами, рутенами, роксополями, росами, черкассами и, в конце концов, украинцами. «О том, что наших предков татары называли черкассами,- рассказывает современный историк-краевед В. П. Знойко,- мы впервые узнали от итальянского посла Плано де Карпини, который в 1245 году описал свое «путешествие в страну монголов» и свое пребывание в Киеве. Едва ли кто будет возражать, что из географических украинских названий тюркского происхождения «Черкассы» является интереснейшей тайной отечественной истории. Ныне ученым известно, что в XV столетии название украинцев - черкассы - перешло и на наших верных соучастников и побратимов в войне с татарами христианский народ адиге, который носил название с того времени черкесы. Тем не менее и украинцы, и адиге сами себя так никогда не называли... Название Черкассы происходит от тюркских: «чири кисы», что означает «люди армии». Еще в ХІ-ХП столетиях киевск

Дождь не сеялся, не шел, а цедился с неба такими тяжелыми, тугими и густыми цевками, что между ними не вместилась бы ни одна капля. Начинался он где-то за невидимым горизонтом, выплескивался на промокший зеленый луг, покрывая пеной, в прозрачных пузырьках и серебряных брызгах, водой молодую траву и желтые одуванчики. Через запотевшее оконное стекло, на которое сеялась изморось от разбитых об замшелый забор отвесных ручейков, я не слышал запахов, поэтому приотворил отекшие двери и вместе с влажным туманом и прохладными каплями, которые ударили мне в лицо, ощутил, как пахнет земля, трава, сбитый цвет яблоневых садов и даже вода. Оказывается, она тоже может пахнуть - мокро и разноцветно - горьким копытняком, кислым диким щавелем и ментоловой духотой мяты. Это цветное благоухание щекотало мне ноздри, дурманили голову, трепетно болело сердце.

Поэзия Николая Рубцова сжимает сердце какой-то пронизывающей ее щемящей нотой, побудившей В. Дементьева употребить слово «предвечернее». Мне кажется, можно говорить о большем: о той неутолимой и неодолимо терпкой печали, что породила у части наших людей война, лишившая их материнской ласки,— печали, которую они переносили и на Родину в целом. Возможно, именно в этом и заключается скрытый почти в каждом удачном стихотворении поэта трудно разгадываемый подтекст. Во всяком случае, он связан с сиротством поэта, обернувшимся восприятием мира, в котором Россия и Мать неотделимы. Интересно, что это тонко уловил один испанский писатель при чтении всего нескольких стихотворений Николая Рубцова. В статье «Годы наедине с русской книгой» Хуан Эдуардо Суньига, упомянув о Николае Рубцове вслед за Есениным, писал: «Я поздно открыл для себя Рубцова, открыл случайно — но все было со мной именно так. Переводы нескольких его стихотворений я прочел в румынском журнале; там же были статьи о нем, взволнован

Немеркнущим лучом в русской литературе второй половины 60-х годов навсегда останется поэзия Николая Рубцова, вместившаяся в пяти небольших книжечках: «Лирика» (1965), «Звезда полей» (1967), «Душа хранит» (1969). «Сосен шум» (1970); последняя книжечка — «Зеленые цветы» — появилась уже после трагически-нелепой смерти поэта. «В этих щемящих стихах рождалась высокая поэзия. Она будила в нас мысль, заставляла думать», сказал Виктор Астафьев о стихах Николая Рубцова над его могилой в январе 1971 года. Критики М. Лобанов, В. Дементьев, В, Кожинов — единодушно писали об органической талантливости, народности, музыкальности, душевности, искренности, нравственной чистоте стихотворений поэта. Многие стихи — высочайшей художественной пробы. Опираясь на них, М. Лобанов отмечал наличие у поэта «своего сильного мирочув-ствования, в основе которого была «жгучая, смертная» связь с родной землей»2, и отсюда выводил такие особенности его поэзии, как единство голоса поэта и голоса народа, голоса поэта и г

В поэте Сергее Викулове есть что-то аввакумовское, в лучшем значении этого понятия. Он прежде всего поэт гражданского звучания, поэт, хорош сознающий, откуда он пришел, кем, так сказать, послан в литературу. О них, пославших его, он и рассказывает неутомимо в лирических поэмах «В метель» (1955), «Конек на крыше» (1960), «Окнами на зарю» (1963), в эпических «Письмах из деревни» и «Думах о Родине». Печаль, ирония, юмор и страстная гражданственность, глубинность и широта взгляда на жизнь русской деревни соединяются все органичнее в творчестве поэта, признающегося городу и миру в своей единственной любви, трезвой, но безоглядной:

Над поэмой «Седьмое небо» (1967) Василий Федоров работал почти десять лет. Он вложил в нее весь свой опыт, думы, страсти, надежды. Передавая поэму читателям, он мог бы сказать словами Саади: «Вот вам чекан души моей». Но, как всегда в большом искусстве, это и чекан нашей души. Воспользовавшись простым, так часто повторяющимся в действительности сюжетом (два друга-студента влюбляются в одну и ту же девушку), поэт сумел в ярких художественных образах и картинах воссоздать, как справедливо говорится в издательской аннотации, «огромный — и по временному охвату и по значению — период жизни нашей страны, начиная с той поры, когда Россия — «страна саней, страна телег захотела стать крылатой», и кончая нашими днями, когда начался штурм космических далей».

Во второй половине 60-х годов выходит стихотворная книга «День России» Ярослава Смелякова, ставшая крупным событием в литературной жизни всех русских народов. В ней с наибольшим совершенством проявилось удивительное умение поэта говорить о самых повседневных явлениях нашей жизни с волнением, возвышенно, но не высокопарно, романтично, но без каких-либо красивостей, сохраняя разговорную интонацию. Эту книгу имел в виду прежде всего чешский критик В. С, когда писал 9 января 1973 года на страницах газеты «Руде право»: «Смеляков принадлежит к поэтам весьма сдержанным и умеренным в выборе поэтических средств. Он стремится к точности и лаконичности образа. Он противник какой-либо нарочитости, демонстративности и искусственности, ему чужды излияния чувств и риторика. Он лирик, но лирик весьма своеобразный. Его лирические стихи, как правило, имеют ярко выраженную тему, опирающуюся на внешний мир, на его реальные факты и события. Нередко их сюжетная основа приближается к жанру баллады.

Эти черты проявились уже в одном из ранних произведений Щедрина, в «Губернских очерках», открывших читателям выдающееся дарование их автора. «Губернские очерки» привлекли к себе внимание глубоко правдивой обрисовкой жизни различных слоев общества, быта, характеров. Щедрин выразительно нарисовал здесь тины чиновных правителей, проявлявших «чудеса» изобретательности по части «прижимки», взяточничества, наживы. Образы старого подьячего, Фейера, Порфирия Петровича некоторыми своими существенными сторонами родственны гоголевским образам, отражающим чиновный мир.

Всестороннее изучение проблем культуры речи СМИ является одной из актуальных задач современных языковедческих, психо- и социолингвистических, лингводидактических студий. На современном этапе активизации государственных создающих процессов в демократическом русле большое внимание отводится лингвистическому аспекту деятельности средств массовой информации, в частности, телевидению. Многоаспектность такого явления, как устная речь, целиком закономерно ставит его в центр научных интересов отечественных и зарубежных исследователей, причем не только языковедов, а и психологов, социолингвистов, писателей, журналистов.

Творчество писателя тысячами корней уходит в фольклор родного народа, широко открыто запросам дня, месяца, года, эпохи, отличается глубиной размышлений над современностью, мужественным гуманизмом, органическим соединением пронзительного лиризма с эпическим охватом действительности. Заметно усиливается философский аспект поэзии, придавая стихам этих писателей общечеловеческое звучание. Удивительно жанровое многообразие их творчества — от поэмы и сказки до эпиграммы и «надписи на дверях». Показательно, что почти каждый из названных художников слова получил звание народного писателя своей республики. Многие их произведения стали народными, а некоторые и всенародными песнями:

Кто же была героиня «Завядшей листвы» и других любовных песен Франко? Кому Франко сплел из своих неуспокоенных мечтаний серебряной тоски, сердечных дрожаний такой душистый венок песен? Кое-кто говорит у нас, что это Ольга Рошкевич вдохновила нашего поэта написать некоторые песни, а, может, и все песни «Завядшей листвы», а Владимир Гнатюк говорил мне, что героиней «Завядшей листвы» является неизвестная нам госпожа Зигмунтовская, и в доказательство показывал мне письмо Франко к нему из Липика, в котором было упоминание о ней. Пусть биографы ищут источники Франкового вдохновения,- мы тем временем любуемся серебряными отголосками волшебной Франковой скрипки.

Близкие гоголевскому творчеству темы развенчания «хозяев жизни» поэт развивает и в ряде других своих произведений — «Родина», «Филантроп», «Размышления у парадного подъезда», «Рыцарь на час», «Медвежья охота». В «Родине» Некрасов писал: И вот они опять, знакомые места, Где жизнь отцов моих, бесплодна и пуста, Текла среди пиров, бессмысленного чванства, Разврата грязного и мелкого тиранства. Развивая сатирические начала творчества Гоголя, Некрасов показывает лицемерие и ханжество правящих верхов, соединенные с холодной жестокостью. В стихотворении «Филантроп» (1853) Некрасов замечательно нарисовал образ знаменитого вельможи, который воплощает собою показную, фальшивую добродетель.

При первом взгляде на действительность этот вопрос не дает нам покоя. Он врезается в наше сознание, он преследует нас дома, на улице, в учреждении, на базаре, в трамвае... На каждом шагу наших трагических будней в первую очередь видим черным по белому написанное: Кто мы? Народ или чернь? Нация или масса?... Организованная, сознательная, сборная единица или толпа безъязыких и безликих фигур? И дать на это ответ сразу, без колебаний, выразительный ответ, мы колеблемся.

В «Обыкновенной истории» Гончаров осветил несколько значительных тем; одной из них была тема крушения сентиментально-романтического мироощущения, сформировавшегося в атмосфере барской усадьбы. Воплощение этой темы мы видим в повествовании о жизненной судьбе Александра Адуева, его постепенном «отрезвлении», (границы «Обыкновенной истории», рисующие восторженную мечтательность Адуева-младшего, его настроения и порывы, имеют некоторые общие черты с тем развенчанием чувствительной выспренности, «возвышенной» сентиментальности, которое мы находим у Гоголя.

Мешки с деньгами развозили по казармам, бросали по одному перед каждой ортой. Из казарм выбегали янычары, стараясь опередить друг друга - кто первый схватит мешок, тот получит десять пиастров в награду.

Омар провожал их взглядом. «О, люд османский... Когда тебе хватит своего собственного добра, спрятанного, не раскопанного? Чего ползешь ты на чужие земли, не распахав своей, почему не накормишь собственным богатством родных детей, а принуждаешь их голодными рыскать по не своим полям и проливать соседскую кровь? Когда ты угомонишь свою жадную жажду? У тебя есть сегодня власть, и ты своевольничаешь. Кто же защитит тебя от божьей мести, когда она грянет? А придет. Замыкается уже вокруг веков, и ты возвратишься туда, откуда пришел, выполнив свое призвание на земле. Возвратишься, осужденный миром. О, страшное у тебя призвание! Тебя обманули тщеславные и властолюбивые вожди твои, и ты, облудно взяв божью науку за оружие, залил слезами, кровью и ненавистью к себе полмира. А что имеешь за это? Сидишь, как сумасшедший скупец среди сокровищ, захваченных в чужих амбарах, хлеб, отобранный из голодных ртов, не идет тебе в горло, сидишь в лохмотьях и нужде, не зная, что делать с награбленным добро

Он доказал, что в Советском Союзе украинцы играют в футбол лучше всех. Под руководством Валерия Васильевича Лобановского киевский клуб 8 раз становился чемпионом СССР, 6 – обладателем Кубка СССР, дважды выигрывал европейский Кубок кубков и один раз - Суперкубок. Тогда международная печать признала динамовскую команду самой сильной в мире, а словосочетание «киевское "Динамо"» становится всемирно известным футбольным брендом. Почему Валерию Лобановскому разрешили возглавить сборную СССР только через 7 лет после выигрыша первого в истории страны еврокубка - в 1982-м, а уже через год уволили со странной формулировкой «никогда в дальнейшем не привлекать к работе с главной командой страны», до сих пор вызывает удивление. А вскоре произошло триумфальное возвращение - за две недели до Чемпионата мира 1986 года, выигрыш Кубка кубков и второе место в рейтинге лучших тренеров планеты.

Значительное влияние Гоголя испытал на Себе и А. Н. Островский. Он очень высоко оценивал роль Гоголя-драматурга. «Наша сценическая литература, — заявлял Островский в конце 50-х годов, — еще бедна и молода, это правда; но с Гоголем она стала на твердой почве русской действительности и идет по прямой дороге. Если еще и мало у нас полных, художественно-законченных произведений,— зато уж довольно живых, целиком взятых из жизни типов и положений чисто русских, только нам одним принадлежащих»1, Оценка выдающейся роли драматургии Гоголя соединялась у Островского с признанием огромной ценности всего его творчества.

Повесть «Старик и море» (1952), за которую Хемингуэй получил Нобелевскую премию, вызвала различные толкования критикой. Одним она казалась утверждением героического начала в человеке. Другие подчеркивали в ней мотивы одиночества и страдания. Причина двойственности кроется в противоречивости и аллегоризме, присущих новому, очень яркому произведению Хемингуэю. Обобщая и абстрагируя свои мысли, писатель предоставляем право читателям самим судить, что он хотел сказать и какое содержание вкладывал в свои образы. Герой повести старик Сантьяго терпит одни неудачи. Символом невезения, преследующего старика, становится парус его лодки, «весь в заплатах из мешковины», напоминающий «знамя наго лову разбитого полка». Но Хемингуэй, подчеркивая старость Сантьяго, замечает, что у старика «веселые глаза человека, который не сдается», писатель говорит о той внимательной, нежной заботливости, которую проявляет мальчик по отношению к Сантьяго.

Действенно воспринимая наследие великого реалиста, Помяловский, Решетников, Слепцов, Гл. Успенский смело изображали в своих произведениях малопривлекательные стороны жизни, выражая горячий протест против социального гнета. Решительно и резко писатели-демократы отвергали взгляды сторонников «чистого» искусства о «не эстетичности» того жизненного материала, который вскрывает социальные пороки. Так же как и Гоголь, они следовали принципу, что для истинного художника «нет низкого предмета»; определяющим является то освещение явлений действительности, которое дает писатель в своих художественных образах.