Достижения русской литературы 60-х годов в интернациональном аспекте
В интересной статье «Достижения и тенденции развития русской литературы 60-х годов в интернациональном аспекте» немецкий профессор Вилли Байтц на первое место выдвинул два фактора, определяющих роль нашей литературы этого периода в интернациональном масштабе. Главное явление русской литературы этого периода, имеющее «преимущественно-интернациональное значение», немецкий ученый определил как «реализм (конечно, в смысле реализма социалистического) возмужалого исторического оптимизма и зрелого исторического опыта». «Этот реализм писал он, нашел свое программное воплощение н некоторых произведениях классиков русской литературы появившихся на рубеже нового этапа и тем самым в существенных чертах предопределивших дальнейшее развитие определенных литературных тенденций. Имеются в вицу такие произведения, как «Судьба человека», вторая книга романа «Поднятая целина» М. Шолохова, роман «Русский лес» Л. Леонова, поэма А. Твардовского «За далью — даль» В этих, а затем в ряде других произведении выразилось и писательское умение высказать всю социальную и человеческую правду, смотреть мужественно в глаза всему, даже самому трудному, трагическому. Как сказал
поэт:
Мы стали полностью в ответе
За все на свете — До конца.
Русским писателям всегда была присуща правдивость и отображении событий минувшего и настоящего дня. Но углубление такого подхода в годы, когда страна иступила в попу зрелого социализма и вслед за ней на этот же путь вступили братские страны социалистического содружества, было явлением нового качества, и оно имело свои плодотворные интернациональные последствия»
Из других конкретных достижений этого периода Байтц выделил произведения «плеяды тех писателей, которые сказали новое и веское слово о подвиге русского человека в Великой Отечественной воине. Их произведения — от первых томов трилогии К. Симонова до романа «Горячий снег» Ю. Бондарева, свидетельствовал он, оставили глубокий след в сознании немецкого читателя. Было переведено также немало романов, повестей и рассказов которые правдиво отразили противоречивые процессы развития морально-этические проблемы современности». И обобщал: «Трудно переоценить значимость этих коллективных достижений 60-х годов. Значение этого факта состоит в том, что литература дала более молодым русским литературам, в том числе и литературе могучий импульс в смысле элементарных основ социалистического реализма нашего времени-реализма, стоящего на высоте исторических позиции»
И еще одно достижение интернационального масштаба выделил немецкий ученый. «Речь идет, писал он, об особом виде эпически более или менее сжатого и очень содержательного воплощения судьбы человека в нашу эпоху — судьбы нелегкой, даже трагической, но тем не менее свидетельствующей о моральной силе и стойкости социалистической личности. К произведениям подобного типа в русской литературе относятся знаменитый рассказ М. Шолохова «Судьба человека», а также повесть Ч. Айтматова «Прощай, Гульсары!» В этих произведениях выражается в наиболее концентрированной форме философия современной эпохи и в особенности мысль о роли и месте человека в процессах истории»
Для литературных критиков 60-е годы оставались временем все еще непрекращающихся дискуссий, проходивших под лозунгом: «Смелее!» Спорили по любому поводу: «лирики» и «физики», «традиционалисты» и «новаторы», «отцы» и «дети».
В ходе дискуссий высказывалось немало ценных идей, наблюдений, гипотез. Так, касаясь вопроса о путях дальнейшего развития поэзии, Андрей Вознесенский утверждал: «В нашей поэзии будущее за ассоциациями. Метафоризм отражает взаимосвязь явлений, их взаимопревращение». Так же считал и Юстинас Марцинкявичюс: «В новой (и молодой) русской поэзии я вижу тенденцию, ведущую к ассоциативному методу мышления и изображения, к расцвету метафоры. Полагаю, что искания поэтов в этой области очень перспективны»
Дольше других велась дискуссия, вызванная проблемой, так сформулированной редакцией журнала «Вопросы литературы»: «Стремится ли современная литература, независимо от рода и жанра, к более лаконичным, емким, экспрессивным формам?» Она, эта проблема, возникла в результате широко распространившегося тогда мнения, будто резко ускорившийся темп жизни привел к тому, что у современного человека нет времени читать «толстые» книги, поэтому приходит пора лаконичных жанров, телеграфного стиля, отказа в литературе от развернутого пейзажа, портрета, психологического анализа, стройной композиции. Соответственно, в качестве образца ультрасовременной литературы выставлялась так называемая лирическая «молодежная проза» из журнала «Юность», отличавшаяся лаконизмом, экспрессией, телеграфным, даже нарочито телеграфным стилем, свободной, небрежной композицией. Литературоведы предложили термин «стиль XX столетия». Но все это не встретило поддержки со стороны большинства писателей. Отвечая тем, кто полагал, будто «самые характерные черты современной прозы — лаконичность, подтекст, лиризм», выдающийся литовский писатель Антанас Венцлова замечал: «Возможно, это было бы и верно, если б мы не знали таких образцов лаконичной прозы, как знаменитый роман мадам де Лафайет «Принцесса Клевская», написанный еще в XVII веке... И подтекст — дело тоже не очень новое, он был известен уже Шекспиру, не говоря о Флобере или Льве Толстом. А что до лиризма, то разве мало его в рассказах Чехова и в романах Гамсуна? Почему же именно подтекст и лиризм — характерные свойства современной русской литературы? Мне это не совсем ясно». Узбекский писатель Аскад Мухтар язвительно заметил: «Экспрессия хороша в цирковом искусстве. Лаконичность тоже не критерий».
Очень корректно ту же мысль выразил латышский романист Янис Ниедре: «Не могу согласиться с утверждением, что литература наших дней стремится только к лаконизму, экспрессии языка, что это якобы и характеризует современный стиль. Такая позиция привела бы к сужению и в конечном счете к обеднению силы и богатства языка. Пословица или поговорка, как бы лаконичны и экспрессивны они ни были, не вытеснили и не вытеснят драматического или прозаического повествования на ту же тему. Стремительный ритм современной жизни не заглушает в людях потребности спокойно, неторопливо осмыслить эту жизнь, лирически воспринять природу и глубоко раскрыть душевные переживания и психологию героя». Вл. Солоухин высмеял «тенденцию, которую иногда принимают за лаконизм: вместо того, чтобы написать роман, писатель скороговоркой, коротенькими, рублеными, бесцветными фразами пересказывает его содержание».
поэт:
Мы стали полностью в ответе
За все на свете — До конца.
Русским писателям всегда была присуща правдивость и отображении событий минувшего и настоящего дня. Но углубление такого подхода в годы, когда страна иступила в попу зрелого социализма и вслед за ней на этот же путь вступили братские страны социалистического содружества, было явлением нового качества, и оно имело свои плодотворные интернациональные последствия»
Из других конкретных достижений этого периода Байтц выделил произведения «плеяды тех писателей, которые сказали новое и веское слово о подвиге русского человека в Великой Отечественной воине. Их произведения — от первых томов трилогии К. Симонова до романа «Горячий снег» Ю. Бондарева, свидетельствовал он, оставили глубокий след в сознании немецкого читателя. Было переведено также немало романов, повестей и рассказов которые правдиво отразили противоречивые процессы развития морально-этические проблемы современности». И обобщал: «Трудно переоценить значимость этих коллективных достижений 60-х годов. Значение этого факта состоит в том, что литература дала более молодым русским литературам, в том числе и литературе могучий импульс в смысле элементарных основ социалистического реализма нашего времени-реализма, стоящего на высоте исторических позиции»
И еще одно достижение интернационального масштаба выделил немецкий ученый. «Речь идет, писал он, об особом виде эпически более или менее сжатого и очень содержательного воплощения судьбы человека в нашу эпоху — судьбы нелегкой, даже трагической, но тем не менее свидетельствующей о моральной силе и стойкости социалистической личности. К произведениям подобного типа в русской литературе относятся знаменитый рассказ М. Шолохова «Судьба человека», а также повесть Ч. Айтматова «Прощай, Гульсары!» В этих произведениях выражается в наиболее концентрированной форме философия современной эпохи и в особенности мысль о роли и месте человека в процессах истории»
Для литературных критиков 60-е годы оставались временем все еще непрекращающихся дискуссий, проходивших под лозунгом: «Смелее!» Спорили по любому поводу: «лирики» и «физики», «традиционалисты» и «новаторы», «отцы» и «дети».
В ходе дискуссий высказывалось немало ценных идей, наблюдений, гипотез. Так, касаясь вопроса о путях дальнейшего развития поэзии, Андрей Вознесенский утверждал: «В нашей поэзии будущее за ассоциациями. Метафоризм отражает взаимосвязь явлений, их взаимопревращение». Так же считал и Юстинас Марцинкявичюс: «В новой (и молодой) русской поэзии я вижу тенденцию, ведущую к ассоциативному методу мышления и изображения, к расцвету метафоры. Полагаю, что искания поэтов в этой области очень перспективны»
Дольше других велась дискуссия, вызванная проблемой, так сформулированной редакцией журнала «Вопросы литературы»: «Стремится ли современная литература, независимо от рода и жанра, к более лаконичным, емким, экспрессивным формам?» Она, эта проблема, возникла в результате широко распространившегося тогда мнения, будто резко ускорившийся темп жизни привел к тому, что у современного человека нет времени читать «толстые» книги, поэтому приходит пора лаконичных жанров, телеграфного стиля, отказа в литературе от развернутого пейзажа, портрета, психологического анализа, стройной композиции. Соответственно, в качестве образца ультрасовременной литературы выставлялась так называемая лирическая «молодежная проза» из журнала «Юность», отличавшаяся лаконизмом, экспрессией, телеграфным, даже нарочито телеграфным стилем, свободной, небрежной композицией. Литературоведы предложили термин «стиль XX столетия». Но все это не встретило поддержки со стороны большинства писателей. Отвечая тем, кто полагал, будто «самые характерные черты современной прозы — лаконичность, подтекст, лиризм», выдающийся литовский писатель Антанас Венцлова замечал: «Возможно, это было бы и верно, если б мы не знали таких образцов лаконичной прозы, как знаменитый роман мадам де Лафайет «Принцесса Клевская», написанный еще в XVII веке... И подтекст — дело тоже не очень новое, он был известен уже Шекспиру, не говоря о Флобере или Льве Толстом. А что до лиризма, то разве мало его в рассказах Чехова и в романах Гамсуна? Почему же именно подтекст и лиризм — характерные свойства современной русской литературы? Мне это не совсем ясно». Узбекский писатель Аскад Мухтар язвительно заметил: «Экспрессия хороша в цирковом искусстве. Лаконичность тоже не критерий».
Очень корректно ту же мысль выразил латышский романист Янис Ниедре: «Не могу согласиться с утверждением, что литература наших дней стремится только к лаконизму, экспрессии языка, что это якобы и характеризует современный стиль. Такая позиция привела бы к сужению и в конечном счете к обеднению силы и богатства языка. Пословица или поговорка, как бы лаконичны и экспрессивны они ни были, не вытеснили и не вытеснят драматического или прозаического повествования на ту же тему. Стремительный ритм современной жизни не заглушает в людях потребности спокойно, неторопливо осмыслить эту жизнь, лирически воспринять природу и глубоко раскрыть душевные переживания и психологию героя». Вл. Солоухин высмеял «тенденцию, которую иногда принимают за лаконизм: вместо того, чтобы написать роман, писатель скороговоркой, коротенькими, рублеными, бесцветными фразами пересказывает его содержание».